— А ты уверена, что он позвонит?
— Да.
— Почему?
— Потому что у него на руках два женских трупа, и
наверняка уже стоит звон в газетах и на телевидении.
— Знаешь, глядя в телевизор, читая иногда газеты или
даже слушая радио, ко всему этому привыкаешь.
— Тоже верно, но это дело надо раскрывать срочно, чтобы
не рисковать новыми жизнями. Зебровски позвонит, потому что они хватаются за
соломинку — иначе бы тебя не загребли. Будь у Дольфа более перспективная
версия, он даже такой, как сейчас, малость не в себе, не стал бы сыпать соль
тебе на хвост и мне тоже.
— Ты уверена?
— Он прежде всего коп. Будь у него за кем гоняться, он
бы уже гонялся и не стал бы тратить на тебя время.
— Не знаю, Анита. Я не видел, чтобы сегодня в нем было
много от копа. Больше он был похож на человека, который слишком поглощен своими
личными проблемами, а остальное у него на втором плане.
Я бы возразила, если бы могла, но нечего было возразить.
— Я подкину эту идею Зебровски. Если у них будет
отчаянное положение, он ухватится.
— И насколько отчаянное?
Я повернула джип к стоянке у «Цирка».
— Два новых тела, если не три. Использовать вервольфа
для выслеживания вервольфа может показаться прикольным Зебровски, но подать это
начальству будет непросто.
— Еще две убитые женщины, если не три. Анита, почему не
прибегнуть к отчаянным мерам без такого ужаса?
— Полицейские, как большинство людей, не привыкли
выходить мыслью за рамки, Джейсон. Использование вервольфа в обличье волка как
ищейки куда как за эти чертовы рамки выходит.
— Пусть так. Но я чуял запах того, что было там
наверху, Анита. Море крови и гора мяса. А нельзя человека превращать в мясо и
кровь.
— А разве мы для вас не просто еда на копытах?
Это я попыталась пошутить, но Джейсон оскорбился.
— Уж кто-кто, а ты должна понимать.
— Наверное, — ответила я, чувствуя, как и моя
улыбка тоже исчезает. — Ладно, прошу прощения, не хотела никого обидеть,
но мне слишком многим оборотням приходилось развеивать любые иллюзии насчет
того, какое место я занимаю в пищевой цепи. И есть еще чертова уйма оборотней,
считающих, что они — верхнее звено.
— Я в эту радикалистскую чушь насчет того, будто мы
вершина эволюции, не верю, — сказал Джейсон. — Будь мы действительно
эволюционным совершенством, неужто после стольких тысяч лет вы, бедные людишки,
все так же превосходили бы нас числом? Да и числом убитых мы вам тоже уступаем.
Я припарковалась возле задней двери и заглушила мотор.
Джейсон открыл дверь, но еще сказал через плечо, выходя:
— Не обманывай себя, Анита. Простые нормальные люди
убивают нас куда больше, чем мы их даже будем когда-нибудь. — Он улыбнулся,
но невесело. — Они и друг друга убивают больше, чем мы их.
С этими словами он зашагал через стоянку и ни разу не
обернулся.
Я обидела Джейсона. До сих пор я даже не знала, что это
возможно. То ли он растет, то ли я стала менее тактичной, чем была. Поскольку
второе предположение абсолютно невозможно, значит, Джейсон взрослеет. Впервые я
подумала, всегда ли он будет доволен положением ручного волка и закуски для
Жан-Клода. И еще стриптизера. Нельзя же всю жизнь кормить вампиров и быть
стриптизером? Или можно?
Глава 41
Бобби Ли встретил меня в дверях. Высокий, светловолосый и
почти сверкающий — по контрасту с мрачной кладовой у него за спиной. Но
настроение у него было отнюдь не сияющее.
— Полицейские должны были позволить мне тебя
сопровождать.
— Кажется, они не поверили насчет того, что я всех вас
взяла в помощники.
— Тебе надо было просто сказать, что мы — твоя охрана.
— В следующий раз так и сделаю, Бобби Ли.
Я рассказала ему все, что узнала в полиции, во время спуска
по почти бесконечной лестнице, которая вела из кладовой в нижние этажи «Цирка
проклятых». Лестница была так широка, что по ней могли идти в ряд четверо, но
ступени были расположены неровно, будто их создатель не был человеком. Они явно
не предназначались для двуногих.
— Я не знаю имени Хайнрик, — сказал Бобби Ли.
Я так резко к нему повернулась, что оступилась, и он
подхватил меня под руку. В этот момент я поняла, что на самом деле мало что о
нем знаю.
— Ты же не можешь быть белым расистом, ты же работаешь
на Рафаэля.
Он отпустил мою руку, убедившись, что я твердо стою на
непривычно широкой ступени.
— Детуля, я знаю белых расистов, которые
специализируются на ненависти к людям потемнее Рафаэля.
— Настоящие южане не говорят «детуля».
Он усмехнулся:
— Но вы же, дубари-северяне, от нас этого ждете?
— Мы в Миссури, это не север.
— Там, откуда я родом, это север.
— И где это?
Он улыбнулся шире.
— Когда-нибудь, когда наступит время поспокойнее,
сядем, посидим за пивом или за кофе и устроим вечер воспоминаний. А сейчас,
детуля, не отвлекайся, потому что мы по шею в дерьме и продолжаем тонуть.
— Если ты не знаешь Хайнрика, почему ты решил, что мы
тонем?
— Я был наемником, пока люди Рафаэля меня не
завербовали. Я знаю таких людей, как Хайнрик.
— И что кому-то такому могло от меня понадобиться?
— У них есть причина следить за тобой, Анита, и ты ее
наверняка знаешь. Надо только подумать как следует.
Я покачала головой:
— Ты говоришь как один мой друг. Он всегда учил меня,
что если запахло жареным, то мне должно быть известно, чего плохие люди от меня
хотят.
— И он прав.
— Не всегда, Бобби Ли, не всегда.
Но разговор навел меня на мысли об Эдуарде. Свою карьеру он
начинал как наемный убийца, а потом убивать людей стало слишком просто, и он
переключился на монстров. Это понятие включало для него многое. Нет, среди
вампиров и оборотней на его счету были и серийные убийцы, и актеры порнофильмов
с настоящими убийствами вообще любой и каждый, кто привлекал его фантазию. Но
цена должна была быть соответствующей — бесплатно Эдуард не работал. Ну или
нечасто. Иногда он работал просто ради адреналина, гоняясь за чем-нибудь таким,
что простых смертных пугало до смерти — извините за каламбур.
— Кто-нибудь из оперативников Рафаэля имеет свои
неправительственные каналы? Я не хочу, чтобы кто-нибудь при этом кому-то
задолжал услугу. Не хочу также, чтобы кто-нибудь во что-нибудь вляпался.
Единственное, чего я хочу, — это знать то, чего правительственные каналы
либо не знают, либо не делятся с полицией Сент-Луиса.
