— Посмотрите на себя и скажите, может ли хоть один
смертный видеть эту красоту и не восхититься до потери дара речи.
Они посмотрели в зеркало, потом друг на друга, и потом
Жан-Клод улыбнулся. Ашер — нет.
— Ты права, ma petite. Если бы это была только сила
Ашера, она бы не распространилась на меня. — Он повернулся ко мне,
улыбаясь. — Но я никогда не видел, чтобы ты была так зачарована.
— Просто не замечал.
Он покачал головой:
— Non, ma petite, я бы такой феномен не мог не
заметить.
Я пожала плечами:
— Может быть, я никогда не видела вас обоих сразу в
полном боевом наряде, и меня ошеломило двойное воздействие.
Он чуть отодвинулся, повернулся изящным оборотом, расставив
руки, показывая свой наряд.
— Ты думаешь, это слишком кричаще?
Я улыбнулась, почти засмеялась.
— Нет, даже и близко нет, но я имею право при виде
такой красоты онеметь.
— Tres poeitc, ma petite.
— Глядя на вас обоих, я действительно хотела бы быть
поэтом, потому что иначе не могу воздать вам должное. Вы восхитительны,
чудесны, с-ног-на-фиг-сшибательны.
Ашер отошел в дальний угол комнаты к фальшивому камину. В
полумраке было плохо видно, но сегодня кто-то поставил на каминную полку две
свечи в хрустальных подсвечниках, и они сверкали, как алмазы, и волосы Ашера
тоже сверкали в трепещущем свете. Он оперся рукой на полку и наклонился
посмотреть на холодный очаг, будто новый экран, который поставил Жан-Клод перед
камином, был весьма интересным. Действительно, это был большой антикварный
веер, заключенный в стекло, раскрашенный в сочные красный, зеленый и белый
цвета, яркая россыпь цветов и тонкого кружева. Он был красив, но все же не
настолько.
Я посмотрела на Жан-Клода в поисках подсказки, и он просто
показал мне пройти за Ашером. Я осталась стоять. Тогда Жан-Клод взял меня за
руку и отвел к нему.
Ашер слышал, как мы подошли, потому что сказал:
— Я очень злился на тебя, Анита, очень. Так злился, что
не подумал, что у тебя тоже могут быть причины злиться на меня.
Жан-Клод стиснул мою руку, будто предупреждая не перебивать,
но я понимала, к чему он клонит, и не собиралась ничего говорить. Не надо
перебивать, если и так выигрываешь.
— Джейсон нам рассказал, как тебе было плохо после
того, как я взял у тебя кровь. Если тебе было так плохо, как он говорит, то ты
действительно должна бояться моих объятий. — Он вдруг поднял глаза —
расширенные, почти безумные, теряющиеся в сиянии волос и дрожащего пламени
свечей. — Я бы никогда не причинил тебе вред. Никогда так не было...
ужасно, — подыскал он слово, — у других... — он снова
запнулся, — жертв.
Я не знала, что сказать, потому что частично с ним
соглашалась. Я чувствовала, что он сделал меня жертвой своей силы, не спросив
меня. Но хотя я этого, быть может, и не осознавала, мысли об этом крутились у
меня в голове целый день, потому что одну вещь я знала точно. Я тоже не была
здесь во всем права, черт побери.
Мне пришлось отпустить руку Жан-Клода, потому что ощущение
его кожи на моей мешало сосредоточиться.
— Я понимаю, откуда у тебя могла взяться мысль, будто я
понимала, что значит дать тебе кровь. Я действительно попросила тебя об этом, я
предложила тебе кормиться и — ты прав — действительно знала, что твой укус
может сокрушить мою естественную защиту. — Пришла моя очередь уставиться
на каминный экран, никогда не знавший прикосновения пламени. — Я была
настолько не в себе от... желания, — с трудом выговорила я это
слово, — что не могла ясно мыслить. Но это не была твоя вина. Ты мог
действовать лишь на основании того, что я сказала вслух.
Я подняла глаза, встретила его взгляд.
— Да и если бы ты мог прочесть мои мысли, в этот момент
я хотела, чтобы ты меня взял, что бы это ни значило. У меня в голове не было ни
правил, ни запрещающих сигналов. — Я выдохнула, и выдох получился
прерывистый, потому что я этого боялась, боялась признать вслух боялась вообще
всего, боялась, что меня поглотит желание, или любовь, или как эту чертовщину
ни назови. — я хотела, чтобы ты меня взял, пока Жан-Клод владел мною.
Хотела, чтобы все мы были вместе, как в давние времена.
— Для тебя это не давнее, Анита, — сказал Ашер и
поглядел на стоящего позади меня Жан-Клода. — Видишь? Всё как мы боялись.
Она очарована мной через твои воспоминания. То, что она чувствует ко
мне, — ненастоящее. С моей властью чаровать или без нее, это ненастоящее.
— Это примерно то, что я говорила, Ашер. Когда ты
протрахал мой разум, я теперь не могу сказать, настоящее ли у меня чувство к
тебе. Но я могу тебе вот что сказать: то, что я чувствовала к тебе раньше, было
настоящее. И я думаю о тебе не до святой воды, а о теперешнем, о таком, какой
ты есть.
Он покачал головой и отвернулся, скрылся за занавесом волос.
— Но я воспользовался силой, чтобы чаровать тебя, как
змея чарует птицу. Я захватил твой разум, а я не хотел этого делать.
Я тронула его волосы, и он отдернулся, отодвинулся от меня
вдоль каминной полки. Я не пыталась следовать, а набрала побольше воздуху и очень
медленно выдохнула. Мне легче было бы перенести встречу с дюжиной бандитов, чем
следующий момент разговора.
— В твою защиту: мы были голые и делали нехорошее до
того, как ты подчинил мой разум.
Он поднял голову. Даже в слабом свете и черной тени, в которой
он скрыл лицо, было видно, что он озадачен.
— Нехорошее?
— Занимались сексом, — пояснил Жан-Клод. —
Такой у американцев странный термин — делать нехорошее.
— А! — произнес Ашер, хотя недоумение его ничуть
не уменьшилось.
Я вела свою борозду. Уж чего-чего, а последовательности в
выполнении уже принятого решения у меня не отнимешь.
— Я хочу сказать вот что: мы уже занимались сексом. Ты
не подчинял мой разум, когда я согласилась, чтобы все разделись. Ты не подчинял
мой разум, когда мы начали любовную игру. Ты не подчинял мой разум, когда я
лизала тебя под коленками и в других местах. — Я заставила себя посмотреть
в его постепенно успокаивающиеся глаза. — Я на все это пошла добровольно.
Если бы я придумала способ, чтобы ты оказался внутри меня без клыков, я бы это
сделала. Но я хотела, чтобы вы оба были во мне.
Мне пришлось закрыть глаза, потому что вдруг возник столь
сильный зрительный образ, что колени подкосились. А с ним накатила волна
ощущений. На этот раз она не заставила меня когтить воздух, но я вцепилась
мертвой хваткой в каминную полку и задышала прерывисто.
— Ma petite, ты хорошо себя чувствуешь?
Я замотала головой:
— По сравнению с первым разом, когда нахлынули
воспоминания об оргазме, — как огурчик.
