Если так, то спорить трудно, хотя мне все равно хотелось. Но
тут я пристальнее вгляделась в лицо Мики.
— У него глаза подведены!
Я встала со стула, на который меня усадил Стивен для
гримировки, и подошла к Мике поближе. У него не только глаза были подведены, но
грим был наложен так искусно, что не сразу заметишь.
— Я не мог устоять, — признался Жан-Клод. —
Такие глаза хотелось украсить.
Волосы Мики были завязаны сзади, полностью открывая шею, в
нечто среднее между французской косой и чистым произведением искусства.
— А где же локоны? — спросила я.
— Распрямили феном, — ответил Жан-Клод. Он подошел
и чуть-чуть не донес руку до волос Мики, показывая, как они красивы. — Он
не возражал ни против чего, что сделало его таким красавчиком. — Жан-Клод
глянул на меня — тоже подведенными глазами. — Приятное разнообразие.
Мика захлопал своими удивительными глазами, чьим-то
искусством сделанными еще удивительнее.
— А тебе это не нравится?
Я покачала головой:
— Нет, не нравится. Нет, то есть ты красив... — Я
пожала плечами. — Просто по-другому выглядишь. — Я повернулась к
Жан-Клоду: — Никогда тебя не видела в таком сильном гриме.
— Белль Морт отбила у меня желание видеть себя в таком
виде. — Он поставил щиты при этих словах, будто вызванные ими воспоминания
— не те, которыми он хотел бы делиться.
— А зачем же тогда делать Мике такое смазливое лицо?
— Тебе не нравится, — решил Мика.
Я нахмурилась:
— Нет, не в этом дело. Зачем сейчас? Что мы выиграем
оттого, что ты будешь таким? Только не говори мне, Жан-Клод, что это просто
так. — Я оглянулась, чтобы взгляд, направленный на Жан-Клода, достался и
Ашеру в другом конце комнаты. — Никто из вас не стал бы задавать себе
такие хлопоты сегодня ночью, если бы не было причины. Вы оба только и ныли, что
у нас не хватает времени подготовить к банкету каждого. — Я показала на
Мику. — На это ушла куча времени, которое можно было потратить на иные
цели. Так я вас обоих спрашиваю: что это нам дает?
Они переглянулись, потом Ашер задумчиво опустил глаза, будто
все его внимание было обращено на отлично наманикюренные ногти. Меня это не
обмануло.
— Выкладывай, — обернулась я к Жан-Клоду.
Он пожал плечами — не столько грациозно, сколько, пожалуй,
смущенно.
— Мы наконец заставили Мюзетт дать нам полный список гостей.
Она только три имени скрыла — те, которые входят в дар от Белль.
— Так, три таинственных гостя. И почему из-за них надо
было Мику превращать в куколку?
— Один из вампиров, которые сегодня будут, примечает красивых
мужчин. Мы с Ашером оба имели с ним по этому поводу конфликты, и не раз.
— И?
— Посадить такое манящее мясо прямо перед ним за
столом, но не разрешить ему ни попробовать, ни прикоснуться, — нам это
приятно.
— Сводите мелкие счеты, — сказала я.
Жан-Клод внезапно разозлился — это было видно по его лицу,
по синему огню в глазах.
— Ты не поняла, ma petite. Белль послала Паоло терзать
нас. Он должен был служить напоминанием, какими мы были, как были беспомощны.
Мы доставались всякому, кому нас отдавала Белль, всякому. Она давала нас не
всем подряд, но если наши тела в чужой кровати могли дать ей что-то, чего она
хотела, она использовала нас и позволяла это делать другим.
Он заходил бесшумным шагом по узкому кругу, и полы черного
камзола разлетались вокруг него крыльями.
— От мысли снова оказаться за одним столом с Паоло меня
мутит, и Белль это знает. Я его ненавижу и презираю так, что описывать этого не
хотелось бы. Но мы не можем ему ничего сделать, ma petite. Белль послала его
терроризировать нас самим своим присутствием. Он будет лыбиться, скалиться и
каждым взглядом, каждым прикосновением к кому-нибудь другому напоминать нам,
что ему было когда-то позволено с нами делать.
Жан-Клод встал передо мной. Гнев его бился на воздухе
невидимым пламенем.
— Но это мы можем сделать, ma petite. Мы можем дразнить
его такой приманкой. Можем показать ему, чего разрешено касаться мне, разрешено
Ашеру и не разрешено ему, Паоло. Он из тех, кто всегда хочет того, что есть у
других. И когда он не может получить того, кого желает, в полную свою власть,
это грызет его изнутри. — Жан-Клод провел пальцами по моей шее сверху вниз
и оставил след жара, от которого я судорожно ахнула на вдохе — почти боль,
почти наслаждение. — Я хочу заставить Паоло страдать, пусть хоть немного,
потому что не в моей власти заставить его страдать столько, сколько я хочу.
Глядя в полное гнева лицо Жан-Клода, я вздохнула.
— И так будет всю ночь? Белль послала только тех, с кем
тебе неуютно, кого ты ненавидишь или кто ненавидит тебя?
— Non, ma petite. Мы боимся Мюзетт, боимся Валентины. Я
думаю, Бартоломе приехал от скуки. Паоло — первое имя, которое меня
действительно приводит в ярость.
Я тронула его лицо, взяла в ладонь этот гнев. Его глаза
стали снова черными, нормальными — то есть для него нормальными. Я посмотрела
мимо него на Мику:
— А ты не возражаешь быть дразнящей приманкой для
самца-вампира?
— Пока мне не надо будет ему отдаваться, я в игре.
От его слов я улыбнулась:
— Если Мика не возражает, то и я тоже. — Я взяла
лицо Жан-Клода в ладони, но лишь посмотрела ему в глаза, а не стала
целовать. — Но не будем сводить глаз с мяча. Мы все же не для мести
сегодня собрались.
Он накрыл мои руки ладонями и придержал.
— Мы собрались, поскольку Белль Морт — le Sardre de
Sang нашей линии, и мы не можем отказать ей в праве присылать нам посетителей.
Но не думай, будто Мюзетт и ее компания приехали не для того, чтобы нам мстить.
— Мстить за что?
Ответил Ашер:
— За то, что мы ее бросили, разумеется.
Я посмотрела на него:
— А почему «разумеется»?
Они обменялись взглядом, смысл которого от меня ускользнул.
Мне ответил Жан-Клод:
— Потому что Белль Морт считает себя самой желанной
женщиной во всем мире.
Я подняла брови:
— Она красива, не отрицаю. Но самая красивая в мире? Поди
ты! Я имею в виду, что это зависит от точки зрения. Кому нравятся брюнетки,
кому — блондинки.
— Я сказал «желанной», ma petite, а не «красивой».
— Не вижу разницы.
Он сдвинул брови:
— Мужчины кончали с собой, когда она отлучала их от
своего ложа. Вспыхивали войны между правителями, которых сводила с ума одна
мысль о том, что другой будет обласкан милостями Белль Морт.
