К Каро…
— Миссис Мортон, приехал лорд Вон. Он хочет вас видеть.
Каро услышала слова дворецкого, но ответила не сразу.
Когда утром Доминик наконец уехал, Каро первым делом сняла с кровати простыни и попыталась отстирать пятна крови холодной водой, оставшейся в тазу, — красноречивое свидетельство утраченной невинности достаточно плохо само по себе. Нельзя допустить, чтобы о ней еще судачили слуги.
Впрочем, едва ли кто-то из здешних слуг останется в неведении относительно того, чем они здесь занимались; они ведь видели, как Доминик втащил ее в дом на плече!
Примерно через полчаса ей принесли ванну и горячую воду. Надо отдать здешним слугам должное, никто и виду не подал, будто им что-то известно. С ней все держались вежливо и предупредительно. Перед тем как лакеи внесли ванну и налили в нее воду, горничная разожгла в камине огонь и предложила помочь ей вымыться.
От помощи Каро отказалась. Ей хотелось одной посидеть в ванне и подумать над тем, что произошло утром.
Мысли в голове путались, она никак не могла успокоиться. Что же ей теперь делать? Одно Каро знала твердо. Хотя она имела полное право негодовать и возмущаться после того, как Доминик лишил ее невинности, она почему-то не могла себя заставить злиться на него. Может быть, потому, что прекрасно понимала: на ней лежит такая же, если не больше, ответственность за случившееся, как и на нем.
Утром она сама отчаянно хотела, чтобы Доминик занялся с ней любовью. Она желала его так же страстно, как и он желал ее. Желала так сильно, что испытала горькое разочарование после того, как он резко оборвал их близость. Какое бесстыдство! А ведь она из хорошей семьи, ей с детства внушали, что женщины, которые ведут себя подобным образом, — распутницы, не лучше чем проститутки, которые бродят по улицам больших городов!
Что же касается чувств, которые испытывала Каро к Доминику…
Вопрос о собственных чувствах не давал ей покоя, но отвечать на него даже самой себе она стыдилась. Как бы она ни относилась к нему, надеяться на что-то — чистое безумие! Судя по всему, граф Блэкстоун тщательно оберегает свое сердце!
И вот он вернулся — если слуги говорят правду. Значит, решила Каро, он совершенно не понимает, какое смятение сейчас царит в ее душе.
— Прошу вас, проводите его сюда, — холодно велела она дворецкому и встала, чтобы приветствовать его официально, как того требовали приличия.
Гостиную заливало солнце.
Доминику хватило одного взгляда на холодное выражение лица Каро и ее величавую осанку, чтобы понять: даже если ей не удалось совсем оправиться после утренних событий, она не намерена выдавать этого своим поведением. Помня о присутствии дворецкого, Доминик официально поздоровался с ней:
— Добрый день, миссис Мортон.
В ответ на его небрежный поклон она быстро присела:
— Лорд Вон! Как мило, что вы так скоро решили вернуться!
Доминика ни на миг не обманула ее напускная вежливость. Он прекрасно понимал, что она не может смотреть на него иначе, чем с крайним презрением. Но видел он и другое. Каро была прекрасна в платье лимонного цвета; она стояла у окна, солнце освещало ее со спины, и казалось, будто ее локоны стали цвета расплавленного золота. Идущий от нее легкий цветочный аромат был сладким и мучительным для его чувств.
Дождавшись, пока дворецкий выйдет из комнаты и закроет за собой дверь, он сухо парировал:
— Понимаю, тебе хотелось бы, чтобы я вовсе не приезжал.
Каро с деланым изумлением подняла брови:
— Наоборот, мне стало любопытно, зачем ты велел объявить о своем приходе, хотя ты владелец этого дома.
Доминик досадливо нахмурился:
— Каро, возможно, я и владелец дома, но живешь здесь ты…
— Временно.
— И потому, — решительно продолжал Доминик, — считаю верхом неприличия вламываться к тебе без предупреждения.
Ее улыбка была скорее горькой, чем веселой.
— Значит, отныне мы подчиняемся правилам приличия?
Доминик сжал губы и шагнул к ней:
— По крайней мере, давай попробуем…
— Как мило! — Каро села на диван, скрестив руки на коленях, и с безмятежным видом посмотрела на него. — В таком случае, лорд Вон, не хотите ли выпить чашечку чаю?
Сейчас Доминик гораздо больше хотел другого: возвращения прежней Каро. Той Каро, которая терпеть не могла вести пустые, бессмысленные светские разговоры, которая противоречила ему на каждом шагу. Той Каро, которая бесчисленное множество раз вызывающе уверяла его, что она будет делать что ей угодно и когда угодно. Той Каро, которая, насколько мог судить Доминик, совсем не была похожа на холодную и сдержанную молодую леди, принявшую его так отчужденно!
— Или, может быть, вы хотите выпить чего-нибудь покрепче чая? — продолжала она равнодушно, не услышав ответа от Доминика и не выдав ни словом, ни жестом, как глубоко его приезд задел ее.
Она понятия не имела, как следует вести себя по отношению к мужчине, лишившему ее невинности, а потом недвусмысленно давшему ей понять, что произошедшее было ошибкой. Несмотря ни на что, она украдкой любовалась им. Он показался ей очень красивым в темно-синем сюртуке, из-под которого выглядывали жилет более светлого оттенка и белоснежная рубашка; коричневые панталоны были заправлены в такого же цвета сапоги.
Впрочем, стальной оттенок глаз и напряженный подбородок свидетельствовали о том, что Доминик вовсе не так расслаблен и спокоен, как хочет казаться.
Холодность, воцарившаяся между ними, была невыносимой. Каро показалось, будто в сердце ей вонзили кинжал. Нет, ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то из них вспоминал утренние события; более того, сейчас она меньше всего хотела говорить и даже думать о том, что случилось, — но оказалось, что притворяться холодной и чужой еще ужаснее. Ей снова захотелось расплакаться.
Она резко встала и позвонила, вызывая дворецкого:
— Предпочитаете бренди или, может, виски?
Доминик нехотя признал про себя, что крепкий напиток придется сейчас весьма кстати. Правда, он сомневался в том, что даже целый графин спиртного притупит чувство вины, которое придавило его, едва он увидел переменившуюся Каро.
— Будьте добры, велите подать нам обоим чаю. — Он быстро подошел к окну, а она тихо отдала распоряжения вошедшему дворецкому.
Насупившись, Доминик подумал: сейчас он как будто находится в гостиной любой дамы из высшего общества. Там он ожидал бы встретить ту же вежливость, официальность и сухость. Вежливые, официальные отношения, которые никогда не существовали между ним и Каро!
Едва они снова остались одни, он решительно повернулся к ней и начал:
— Каро, тебе, как и мне, должно быть очевидно, что нам надо поговорить.
