Человек, хоть однажды сумевший прорваться сквозь бумажные
стены обыденной жизни, сквозь эти непрочные стены, которые тем не менее так
надежно от рождения до могилы держат многих из нас в плену, неминуемо приходит
к открытию: если окружающий мир тебе не нравится, его можно изменить. Надо
только принять твердое решение любой ценой изменить его – и ты добьешься
своего. Ты можешь оказаться в более неприятном, трудном и даже опасном
положении, но может случиться, что жизнь твоя станет ярче, приятнее или, на худой
конец, просто интереснее.
Герберт Уэллс. «История мистера Полли»
Авторы стихов, приведенных в романе: Джон Китс, Николай
Еремин, Ольгерд Довмонт.
Пролог
Над самой клеткой льва
Восьмого сентября одна тысяча девятьсот девяносто первого
года, где-то во второй половине дня, майор Станислав Сварог (для друзей – Стас,
для солдат за глаза – Эсэс) окончательно уверился, что сошел с ума. Многие
здравомыслящие люди на его месте сделали бы именно такой вывод. Были все
основания. Представьте, что вы шагаете по степи и вдруг проваливаетесь по
колена в эту сухую твердую землю, причем ноги ваши ниже колен вовсе и не
чувствуют ни тесноты, ни сжатия, ни иного неудобства, вообще ничего не
чувствуют, словно бы болтаются в воздухе. И вы погружаетесь дальше, медленно, с
этакой плавной игривостью аэростата, однако ж неотвратимо, лицо ваше все ближе
к земле, становящейся бесплотным видением, лишь зрительно отделяющим вас от
загадочной пустоты, в которую вы погружены уже по пояс, по грудь, вы брыкаетесь
и бьетесь от ужаса и, будто этого мало, вдруг чуете, что ваши ноги начинают
задевать и сшибать какие-то твердые предметы, а порой вас ловят за щиколотки
чьи-то руки и тянут, целеустремленно тянут вниз. И все кончается – примерно на
уровне нагрудных карманов форменной рубашки, вы вновь обнаружили, что стоите
как ни в чем не бывало на сухой твердой земле, и одежда ваша ничуть не
запачкана, и благим матом вы не орете лишь из воздушно-десантного гонора.
Представьте еще, что эти фантасмагории происходят что ни день, причем
исключительно тогда, когда поблизости нет ни души, никто вас видеть не может и
потому нет подтверждения, что все это происходило на самом деле. А также
добавим, что «погружения» эти случаются не только в чистом поле, но и на
бетонированном полу танкового ангара, и в коридоре третьего этажа, и прямо на
лестнице, причем те, кто находился на втором этаже, ваших растущих из потолка
ног не видели… Одним словом, вы очень быстро начнете с нехорошим эгоистическим
интересом присматриваться к табельному «Макарову». «Макаров», конечно, та еще
бандура, и всякий, кто понимает толк в огнестрельных игрушках, согласится, что
невероятно трудно попасть из него именно туда, куда целишься, но при всех
недостатках «Макара» достоверно известно: себе в висок никто еще из него не
промахивался. Осечки случались, а вот промахов как-то не бывало…
Вот так-то. Не ходите к психиатру, если начнете вдруг
регулярно проваливаться под землю и в последний момент выскакивать оттуда, как
пробка от шампанского. Психиатр все выслушает, но никогда ничему не поверит, а
начнет кормить таблетками, от которых хочется лечь, едва встанешь, встать, как
только ляжешь, и, что хуже всего, они не совмещаются со спиртным. Для
советского человека, даже слегка и развращенного перестройкой и гласностью,
добровольно зайти к психиатру столь же жутко и невозможно, как наделать в
штаны, едучи в автобусе, – тем более майору ВДВ, который себя в ином
качестве и не мыслит…
С учетом вышеизложенного и вышепережитого нетрудно понять,
что майор Сварог пошел поначалу по избитому пути великорусского самолечения от
всех недугов – то есть принимал национальное лекарство под скудную закуску, а
то и вовсе без таковой. Но это было чревато – во многих отношениях. В
преддверии вывода войск из неожиданно оказавшейся суверенной Монголии в
перестроечную неизвестность начальство зверело; а телепатически чуявшие
наличие спиртного друзья, нагрянув незамедлительно, быстро превращали лечение в
обычный гудеж, где добывать очередной пузырь предстояло тому несчастливцу, кто
уже не мог без запинки выговорить имечко первого монгольского астронавта –
Жугдэрдемидийн Гуррагча. К тому же Сварог ужасно боялся по пьянке
проговориться. Ну и жена ныла, конечно. Одним словом, у него помаленьку ехала
крыша, и во второй половине дня, ближе к вечеру, майор Сварог философски
заключил, что сошел с ума.
Это эпохальное открытие он сделал, как большинство его
предшественников – от Ньютона до Эдисона, – в совершенно будничной
обстановке, стоя на краю раскопа и тупо пялясь вниз. В раскопе ударно, словно и
не советские люди, шуровали археологи, ихние девочки по причине жаркой погоды
работали в скупых купальниках, и, когда Сварогу надоедало думать, что он сошел
с ума, он смотрел на загорелые спины и думал то, что на его месте думал бы любой
нормальный мужик. Впрочем, от хозяйки одной из загорелых спин он уже получил
свое в одной из палаток (ну романтика, конечно, палатки, полевой сезон) –
правда, в довесок пришлось потом долго слушать, какая свинья оставшийся дома
муж (не понимает, не удовлетворяет, изменяет и денег не приносит). Пикантно, но
наверняка его собственная жена в тот момент талдычила то же самое Витюше Малову
на хате у последнего – в качестве довеска. Ну и хрен с ними со всеми. Все
осточертело настолько, что даже разводиться с женой было лень.
Археологи работали в диком темпе, от рассвета до заката.
Ходили слухи, что ошалевшая от суверенитета Монголия вскорости начнет драть за
позволение на раскопки в валюте, что было вполне логично, – сам Сварог на
месте монголов так и поступил бы. Все дерут со всех, и это называется рынок. И
все такое прочее. Ленин лезет на броневик, Ельцин лезет на танк, а куда
прикажете залезть десантному майору, который любит свое дело, терпеть не может
жену и начальство и ничегошеньки не понимает в происходящем? А остается ему
разве что залезть на археологическую Свету. Пока дает без валюты. Пока однажды
не провалился под землю окончательно.
«А может, там, под землей, что-нибудь хорошее? – уныло
подумал Сварог. – Может, не сопротивляться, когда за ноги тащат? Но с
каких это пор за ноги тащили к чему-то хорошему?»
Он зло плюнул, огляделся вокруг, подобрал симпатичный
легонький камешек и осторожненько кинул его вниз, Свете в загорелую спину,
целясь повыше правой лопатки, ну и попал, конечно, зря учили, что ли? Света
недоумевающе покрутила головой, узрела его. Сварог изобразил лицом и фигурой
немой вопрос с явственной сексуальной подоплекой. Света черкнула ладошкой по
горлу, изобразив лицом и фигурой предельную загруженность работой, и вновь
принялась царапать своей кисточкой, помаленьку добывая из земли тесаное бревно.
Они там, внизу, обнаружили мавзолей какого-то древнеисторического вождя и
сейчас как раз готовились его откупорить. Когда-то устроители задумали его даже
покруче ленинского – почетный караул так и остался рядом на века, с конями и
оружием.
– На столе горела лампа, но Света не давала, –
проворчал себе под нос Сварог один из Штирлицевых апокрифов, повернулся через
правое плечо и побрел себе прочь к военному городку, уже как-то привычно
ожидая, что вскорости опять провалится под землю и будет пинать чьи-то шарящие
руки, норовя угодить по пальцам. Шагал и безмятежно напевал:
