– Молчать… – умоляюще прошептал Сварог.
Змея не слышат. У них нет ушей. Но относится ли это к
черно-зеленому чудищу, длинному, как предвыборные обещания?
Голова размером с троллейбус раскачивалась вправо-влево
уардах в пятнадцати над землей. Черный раздвоенный язык скользкой лентой
выскочил из пасти, затрепетал в воздухе, втянулся назад. Глаза, словно
прожекторы, вдруг испустили два конуса бледно-зеленого света, ощупывавших землю
и скалы. И Сварог со страхом увидел, как оставленные им, едва видимые следы
наливаются угольно-черным, попав в это свечение, и проявляется вся их цепочка,
ведущая за валун.
Змея оживилась, теперь все ее тело вытянулось на открытое
место. Слепой ужас понемногу овладевал Сварогом, еще миг, и он сделает что-то
непоправимое, окончательно потеряет себя, побежит в панике, ничего вокруг не
видя и не слыша, и это будет конец.
Холодный мокрый нос ткнулся ему в ухо, скользнул по щеке, и
он очнулся. Он был графом Гэйром, и он знал змеиный язык. Вспомнив это, он
выпрямился во весь рост, прижимая сапогом к земле импровизированный поводок,
рявкнул:
– Что тебе нужно, тварь?
Риск был немалый. Знание языка ничегошеньки не
гарантировало. Даже люди, цари природы, разговаривавшие на одном языке, веками
лупили друг друга по головам мечами и прикладами. Но другого выхода он не
видел. Заболтать и поискать уязвимое место…
Бледно-розовое сияние метнулось к нему, залило с ног до
головы, вызвав странное покалывание в висках. Он ждал с колотящимся сердцем.
Змея не шевелилась, и это прибавляло надежды. Наконец, после показавшихся
веками минут, где-то под черепом у него зазвучал невыразительный, глухой голос,
в котором, однако, явственно различалось удивление:
– Ты говоришь на языке глорхов. Ты не похож на глорха. Как
это может быть?
Похоже, особым интеллектом змеюка не блистала.
– Просто я так со стороны выгляжу, – сказал Сварог. –
А на самом деле я побольше тебя буду.
Змея неуверенно сказала:
– Я всех ем. Я самый большой. Я самый сильный.
– Я тебя сам съем, – сказал Сварог. – Я сам гад
ползучий. Огнем сожгу, если рассержусь. Видишь?
И он заставил вспыхнуть самый большой огонь, на какой был
способен – язык пламени величиной с ладонь. В висках мучительно заныло от
перенапряжения. Он помнил, что у змеи есть какие-то органы, которыми они с
изощреннейшей чуткостью видят тепло.
И эта не была исключением – она резко отдернула голову, жутко
зашипела, припала к земле. И сказала:
– Никто не умеет делать огонь. Только люди Повелителя. Ты из
его людей?
У Сварога был большой соблазн объявить себя правой рукой
неведомого Повелителя. Но он побоялся запутаться. И сказал:
– Я не из его людей, но я тоже умею делать огонь. И если не
отвяжешься – сделаю очень большой огонь, и он тебя сожжет.
Змея не шевелилась, сбитая с толку. Наверняка такого с ней
еще не случалось – чтобы кто-то, не принадлежавший к ее породе, да еще такой
маленький, говорил с ней на ее языке. Вполне возможно, со зверем поумнее такой
номер не прошел бы, но чудище оказалось слишком тупым, чтобы уметь сомневаться
и ловить на противоречиях.
– Слышала? – Сварог не давал ей времени опомниться и
подумать. – Я сам огнедышащий змей, огненный гад.
Со змеей происходило что-то странное: Сварог мог бы
поклясться, что она пытается вжаться в камни.
– Значит, ты пришел из моря?
Сварог рискнул:
– Конечно. Едва обсохнуть успел.
– Значит, ты слуга Ужасного?
– Считай, я его друг, – сказал Сварог. – Самый
близкий.
Змея вдруг затараторила:
– Господин друг Ужасного, огненный гад, позволь мне уйти. Я
не хотел тебя есть. Совсем не хотел. Ты пошутил, прикинулся этим двуногим,
маленьким. Я сразу догадался. Позволь мне уйти.
– Убирайся, – сказал Сварог.
Заскрежетало, полетели камни – со всей скоростью, на какую
она была способна, змея развернулась на месте, извиваясь, заструилась прочь,
моментально скрывшись с глаз, только острый кончик хвоста мелькнул. Удалявшийся
хруст щебенки возвестил, что она не хитрит, а искренне торопится прочь. Будь у
нее ноги, она неслась бы со всех ног.
Сварог опустился на землю, опершись спиной о скалу, его била
дрожь. Он выстрелил с завязанными глазами и угодил в десятку. Что за ужас
обитает в океане, если он способен внушать панический страх таким вот монстрам?
– На этот раз мы выкрутились, малыш, – сказал он,
борясь с приступом идиотского хохота. – На этот раз. Но дорога у нас
длинная…
Он поднялся, зажал в кулаке тесемку и быстро зашагал вперед.
Самые безопасные места в Хелльстаде – берега реки. Нечисть предпочитает
держаться подальше от текущей воды. Правда, судя по первым впечатлениям, здесь
хватает и вполне плотских страхов…
Увы, у него не было ни лодки, ни корабля, и не из чего
смастерить плот. Возможно, и существовали заклятья на сей счет, но они
покоились где-то в архивах – ну зачем лару бревна или лодки?
Сварог стоял на каменистом берегу, у его ног тихо
поплескивали невысокие зеленоватые волны, а на противоположном берегу, далеком,
подернутом дымкой, виднелись те же скалы. Стояла первозданная тишина,
предстояли долгие дни пути, а у дней были ночи – время нечисти.
– Если мы отсюда выберемся, малыш, мы будем героями, –
сказал Сварог.
Он безрадостно смотрел на широкую спокойную реку – и вздрогнул,
протер глаза.
Нет, никаких сомнений – по течению плыл трехмачтовый
корабль. На мачтах поднято только по одному парусу, самому верхнему – Сварог не
знал, как они называются, – и парус на бушприте, под которым красовалась
золоченая конская голова. Корабль был большой, океанский, с двойным рядом
распахнутых пушечных портов.
Над водой вдруг пронесся тягучий, раскатистый грохот – и
далеко за кормой корабля взмыл белопенный столб. Почти сразу же грохот
повторился, и снова, и снова, поднятые взрывами водяные конусы, казалось,
протянулись по ниточке, словно шеренга солдат на смотру. От неожиданности
Сварог выпустил тесьму, легкий ветерок понес щенка над рекой. Сварог,
опомнившись, забежал в воду по колени, поймал конец, сгоряча выкрикнул
заклинание. Вмиг отяжелевший щенок рухнул ему на грудь, сшиб в воду и негодующе
завопил. Промокший насквозь Сварог выволок его на берег, пробормотал:
– Полежи пока…
И заорал так, что его, должно быть, слышали на том берегу,
побежал следом, вопя, как сто Робинзонов, размахивая руками. Благонамеренных
людей, законопослушных бюргеров никак не могло занести в Хелльстад, но выбирать
не приходилось. Пираты, авантюристы, контрабандисты, жаждущие подвигов и
приключений, бесшабашные оборванные рыцари Вольных Майоров – все лучше, чем здешние
чудовища.
