– А лары?
– А ларам – в высшей степени наплевать. Их войска могли бы
за пару часов смести эту нечисть с лица земли. Но им пока что плевать. По их
меркам, все началось совсем недавно – что для лара полторы сотни лет? – и
их самих никоим образом не может коснуться. Первое время они еще развлекались,
охотясь на тех тварей с воздуха, но потом забава наскучила.
– Ах ты, – сказал Сварог. – Дайте мне добраться
назад, я возьму свои корабли и такое устрою…
– Если вам разрешат, – сказал Борн, не глядя на
него. – А вам, скорее всего, не разрешат. Здесь своя большая политика…
– Но у меня есть личная дружина… Боевые корабли…
Борн медленно повернул голову и посмотрел ему в глаза:
– Эта дружина и эти корабли принадлежали еще вашему
предшественнику. Неужели он не догадался бы их использовать? Неужели он в
одиночку странствовал по земле, полагаясь только на собственный меч, потому что
не догадался?
Сварог замолчал. Он стоял и смотрел, как разворачивается, набухает
попутным ветром синий парус. На душе лежала непонятная тяжесть, оставлявшая
мерзкий осадок, как в бутылке с дрянным портвейном. Выходило, что его мнимая
свобода на деле снабжена надежными решетками.
– А что гласят на сей счет ваши пророчества? – спросил
он угрюмо. – У вас, я заметил, им большое значение придают…
– О пророчествах мы хорошо поговорили в день первой
встречи, – сказал Борн. – За последние столетия их нагромоздили
столько, что некуда складывать. Сейчас, когда пророкам уже не грозит костер и
другие серьезные неприятности, прорицателей, как легко догадаться, развелось
видимо-невидимо… Старые мастера внушают больше доверия, но, во-первых, они
грешат невероятно туманным стилем изложения, а во-вторых, немногое уцелело.
Существовал некогда Кодекс Таверо, написанный в незапамятные времена. Он
считался наиболее достойным внимания и выгодно отличался ясностью формулировок.
Но от него остались лишь разрозненные обрывки, перемешанные с позднейшими
подделками. Капитан Зо по праву гордится своим экземпляром – у него двадцать
три пророчества из семидесяти семи, а это считается самым полным сводом из
сохранившихся. О будущем короле Глана, рыцаре с хелльстадским псом, написано
именно там. Говорят, до наших дней сохранились лишь четыре полных Кодекса – один
затерялся где-то на островах, другой якобы хранится в Храме Ашореми, третий – у
гномов, четвертый – у короля Стахора в Горрете. Даже если это правда, островов
в океане превеликое множество, гномы, по слухам, давно вымерли и дороги в их
подземелья уже не найти, а в Храм Ашореми и библиотеку короля Стахора может
сунуться лишь полоумный.
– Между прочим, у меня в подземелье висит череп одного из
горротских королей, – сказал Сварог и тут же устыдился столь детской
похвальбы.
– Между прочим, даже граф Гэйр и герцог Орк обходили Горрот
стороной, – сказал Борн. – Доспехи предков нам не всегда приходятся
по плечу.
– Вы знаете Орка?
– Бог ты мой, его знают везде, – сказал с ухмылкой
Борн. – Он ухитряется, не нарушая традиций невмешательства в земные дела,
развлекаться на земле так, что в одних местах о нем складывают баллады, а в
других – пугают им детей. И то и другое – не без оснований… Бойтесь его. И
держитесь подальше.
– Почему?
– Потому что есть люди, настолько далеко стоящие и от зла, и
от добра, что совершенно невозможно предсказать, куда их приведет судьба. И от
таких лучше держаться подальше, ибо отстраненность и от добра, и от зла порой
похуже верного служения злу…
Он надолго замолчал. Воспользовавшись паузой, Сварог
решился:
– А вы не можете мне сказать, куда мы плывем?
– Нет, – решительно ответил Борн. – И дело отнюдь
не в недоверии к вам. Когда мы будем на месте, уже никто из тех, что хотели бы
нам помешать, ничего не сможет изменить. Судя по тому, что за нас пока что не
брались всерьез, о нашей миссии имеют лишь самое смутное впечатление. А любое
сказанное сейчас слово может стать известным…
– Вы опасаетесь ларов? – напрямик спросил Сварог.
Борн взглянул так, что Сварог почувствовал себя несмышленым
ребенком. Потом штурман сказал, старательно взвешивая каждое слово:
– Это очень разные вещи – бояться всего на свете и стараться
предугадать все возможные опасности…
Сварог промолчал – сработал армейский рефлекс. В предстоящем
походе ему отводилась роль новобранца с лысыми погонами, а новобранцы не имеют
права соваться с расспросами и к старшине, не говоря уж о командире части.
Капитан Зо очень мил и любезен в роли гостеприимного хозяина, но Сварог нутром
чувствовал, что в походе это будет командир, способный согнать семь потов и
вымотать все жилы. И команда у него наверняка подобралась соответствующая…
…Причаливали на рассвете, когда над рекой еще стоял туман,
звезды пропали с неба, предметы не обрели еще четкости очертаний, одна сторона
горизонта была уже украшена тоненькой ало-золотой полосочкой, а противоположная
– укутана мраком.
«Божий любимчик», на котором были убраны все паруса,
стукнулся бортом о длинный деревянный причал, сработанный когда-то на века из
потемневших бревен лиственницы. Кранцы из толстых канатов смягчили удар. Вдоль
причала, если присмотреться, могло разместиться десятка два кораблей, но
Сварог, сколько ни напрягал взгляд, нигде не увидел других мачт.
Два человека в коротких плащах ловко приняли канат и
сноровисто закрепили его на толстом деревянном столбе. Сварог стоял у борта,
поеживаясь от утреннего холодка. Поодаль, на берегу, смутно вырисовывались в
тумане длинные строения. Он одернул только что выданный кафтан, к которому еще
не успел привыкнуть, – его переодели с головы до ног во все новое, в
добротную, но простую суконную одежду и кожаные сапоги. И вручили нагрудную
бляху Золотой гильдии с лоранским гербом
[5]
.
Ножны для меча дали другие, деревянные, обтянутые холстиной,
с медными скрепами. Вручили еще вязаный колпак с кольчужной подкладкой и кинжал
с серебряным лезвием. Получился вылитый купеческий приказчик. В карман,
застегивавшийся на роговую пуговицу, он спрятал шаур, о котором все же умолчал
(отдавая плотнику звездочки, Сварог при нем, разумеется, не стрелял).
Точно так же были одеты Блай, Борн и три матроса. Боцман
перевязал усы простой тесьмой. Только капитан Зо, выступавший в роли
купца-хозяина, был экипирован чуточку роскошнее – пуговицы на кафтане у него были
не роговые, а серебряные, ножны меча обтянуты кожей, сапоги украшены оловянными
бляшками, а на груди висел знак Сословия мер и весов
[6]
. Свою
великолепную серьгу он снял и с нескрываемым сожалением вдел в ухо простецкое
серебряное кольцо. Борн вновь вооружился арбалетом, двое матросов взяли мушкеты
и короткие копья с широкими наконечниками, третий прихватил пистолеты и топор
на длинном топорище. Блай сохранил добрую половину своего арсенала. Видимо, в
здешних краях семерка хорошо вооруженных торговых людей выглядела вполне
обыденно и подозрений не вызывала.
