Сначала они не разделялись, стояли у огромного чана, где
шипело и пузырилось в свете факелов и костров черное молодое вино, и его
наливали всем желающим, сколько принимала душа. Правда, вино было легкое,
по-настоящему праздничное – ниоткуда не торчали ноги упившихся, никто не рвал
друг на друге рубахи. Сварог самокритично подумал: у нас, с этаким бесплатным
чаном, давно бы все опошлили до полной похабщины… И отпил из кружки, скупо,
пару глотков – ему приходилось сиживать в молдавских винных погребах, и он
хорошо помнил коварство молодого вина: льется в глотку, как родниковая водичка,
но стакана после четвертого вдруг обнаружишь, что блаженно покоишься под
столом…
Вскоре компания странствующих купцов как-то незаметно
распалась. Сначала где-то в хороводе исчез боцман Блай, потом потерялся один из
матросов, туманно объяснив про живущего поблизости кума, потом пропали
остальные двое, которых Сварог не знал по именам, а спустя немного времени
рядом не оказалось ни капитана Зо, ни Борна, и Сварог остался один, не особенно
этому огорчившись. Он стоял, прислонившись к столбу, поддерживавшему навес над
чаном, отпивал по глотку из тяжелой глиняной кружки и чувствовал себя
прекрасно. Особенно когда с приятностью озирал женщин, благо посмотреть было на
что: у легких рубах вырезы глубокие, на обнаженных шеях ожерелья из древних
золотых монет, кавалеры, ухарски вскрикивая, кружат дам, волнующе взметываются
короткие юбки, грохочут барабаны, свищут дудки, старики невольно выпрямляют
спины, подростки, прячась в боковых улочках, подталкивают друг друга в спину,
но на площадь выйти не решаются. «Нет, у нас бы давно нажрались и
передрались», – подумал Сварог и поежился от странного ощущения: все, кого
он знал и помнил, еще только должны были родиться через долгие тысячелетия, и
погибшие еще не погибли… Пропасть, отделявшая его от прежней жизни, оказалась
столь широка и бездонна, что рассудком совершенно не воспринималась. Тем более
теперь, когда дикая музыка будоражила кровь, и все женщины казались
прекрасными. Но та, что стояла поблизости, черноволосая, в красной рубашке и вышитой
юбке, красавицей не казалась – она ею была. И юной девочкой она отнюдь не
выглядела, так что Сварог, давно не имевший дела с юными, лишь приободрился.
Попросту подошел и спросил ни к чему не обязывающим тоном:
– Я тут стою и удивляюсь – вы красивая, но никто вас не
зовет танцевать…
И спохватился – быть может, с точки зрения местных обычаев
совершил какую-то жуткую бестактность. Но нет, черноволосая открыто посмотрела
ему в лицо, усмехнулась и сказала:
– Я колдунья. Многие меня побаиваются – просто так, без
неприязни, по традиции…
– Как-то так получилось, что я колдуний не боюсь, –
сказал Сварог. – Я ими даже восхищаюсь иногда. И сегодня тоже.
– А если мне на самом деле сто лет и я только прикидываюсь
молодой?
– Быть этого не может, – сказал Сварог. – Я сам
умею колдовать, так что…
– Колдовать ты не умеешь, – ответила она. – Ты
просто выучил ровно столько, сколько тебе позволили, а это совсем не то… – Она
рассмеялась, видя его легкую оторопь. – Теперь понимаешь, что такое –
умение колдовать? Вот видишь, и ты испугался…
– Ничего подобного, – сказал Сварог браво. – Я
просто огорчился. Раз так, ты прекрасно понимаешь, что у меня на уме, и пошлешь
ко всем чертям…
– Чтобы понять, что у тебя на уме, не нужно быть колдуньей.
– И что? – Сварог вопросительно поднял брови.
– И ничего, – засмеялась она. – Любая колдунья –
еще и женщина. И если ей не сто лет… – Она протянула руку. – Пошли в круг?
И они вошли в круг, понеслись в хороводе вокруг костра.
Сварог выделывал руками и ногами совсем не то, что остальные, но никто не
обращал внимания. Главное было – попасть в ритм, не сводя глаз с ее
улыбающегося лица, и это оказалось не так уж трудно. Труднее было уйти с
площади незаметно.
До рассвета весь мир был лишь нежным теплом и запахом сена.
…Сварог пошевелился, зашуршало пахучее сено. Узкое
горизонтальное окошко под самым потолком давало достаточно света, чтобы он мог
рассмотреть ее лицо, ставшее строгим и печальным.
– Вот и все, – сказала она тихо, мягко отстранила
Сварога, когда он потянулся к ней. – Вот и все…
– Но… – сказал он и замолчал, совершенно не зная, что еще
сказать.
– Вот и все. Ты, конечно, можешь сказать, что безоглядно
меня полюбил и непременно вернешься ко мне после ратных трудов… но ведь это
будет неправда, верно?
– Верно, – сказал Сварог. – Я и сам не знаю, что
со мной будет завтра…
– Вот видишь. Что бы с тобой ни случилось, сюда ты уже не
вернешься. А если и вернешься, то только для того, чтобы вновь остановиться на
ночь и утром ускакать дальше, на сей раз навсегда. Так что не нужно ничего
обещать. Благо оправдываться не за что.
– Неловко как-то…
– Потому что ты еще не освоился в этом мире. Откуда ты, я не
знаю, но чувствую – из страшного далека… Ни в чем себя не упрекай и не старайся
усмотреть сложности там, где их не должно быть. Нам было хорошо – вот и все. –
Она натянула рубашку на плечи, стянула шнурком на груди, ласково провела
ладонью по щеке Сварога. – Нам было хорошо… Правда, мне еще и тревожно.
Что-то недоброе впереди. Но здесь ничего иного впереди и ждать не может…
– Почему же вы отсюда не уйдете? – спросил Сварог.
– Потому что Фиортену – три тысячи лет. Когда-нибудь мы
уйдем, но это будет в предпоследний миг… Понимаешь?
– Понимаю, – сказал Сварог. – А вы успеете
почувствовать, что пришла пора?
– Успеем. Береги себя. Возьми. Не знаю, в какого бога ты
веришь, но это всем помогало…
На черном шнурке покачивалась каменная фигурка, вроде бы
изображавшая человека, но настолько окатанная, словно бы оплавленная временем и
прикосновениями бесчисленных рук, что не понять уже, кого она в незапамятные
годы изображала.
– Повесь на шею.
– Что это?
– Это алар. Дух-покровитель из тех времен, когда здесь еще
не было Фиортена, когда лары еще не ушли за облака. Их находили в старых
курганах, насыпанных еще до потопа и Шторма.
– До чего? – спросил Сварог.
– Ох, ничего ты не знаешь, я вижу… Шторм – так называется
череда катастроф, войн и несчастий, предшествовавших уходу ларов в небеса и
упадку на земле. А потоп случился лет за пятьсот до Шторма. Надень на шею.
Теплый, правда?
– Теплый…
– Он станет холодным, когда тебе будет грозить опасность
большая, нешуточная. Уберечь не сможет, но предостережет…
Сварог надел шнурок через голову. Теплая фигурка скользнула
на грудь, пониже креста.
– Спасибо, – сказал он.
– А теперь иди. Тебя уже заждались. Где твой меч?
Сварог растерянно зашарил вокруг, разбрасывая сено,
наткнулся на ножны.
