– Не было никакого вертолета, – сказал Сварог.
– Был, – мягко сказал врач. – Он упал. Вы хорошо
помните, кто вы? Назовите себя!
– Вы не знаете, кто я? – спросил Сварог.
– Знаю. Скажите сами. Ваше полное имя.
– Не было никакого вертолета! – сказал Сварог. –
Слышите?
Он приподнялся на постели, вскочил рывком, сгреб за халат
этого лучезарно доброго врача с заботливыми усталыми глазами. Врач остался
неподвижен, как манекен, а Сварог ощутил, что его рука вместо накрахмаленного
белейшего халата намертво ухватила что-то жесткошерстное, мохнатое, горячее,
живое, – и оно испуганно рванулось, так, что Сварога дернуло следом, он
врезался головой в грудь застывшего на стуле врача. И голова прошла насквозь,
Сварог свалился с постели, кудрявая шерсть выскользнула из руки, он барахтался
на чем-то твердом и холодном, не мог вскочить, как ни пытался.
Тяжелая тьма обрушилась сверху под зазвучавший со всех
сторон вой, посвист, визг.
И он провалился в эту тьму, потеряв опору под ногами, под
невыносимый вой и визг, выходивший за пределы слуха, сотрясавший каждую
клеточку тела, летел куда-то вниз, как камень; сердце захолонуло и словно бы
перестало биться от дикой скорости падения и бесформенного хаоса вокруг.
Тяжелые клубы мрака кружили вокруг, метаясь во всех направлениях, – а
может, это его переворачивало и вертело… Призрачно-белый свет прорывался
короткими вспышками неизвестно откуда, и в эти секунды Сварог успевал заметить
вокруг, на косматых и плоских черных облаках, свое многократное отражение,
нелепо распяленную кружащуюся тень, охваченную плотным кольцом дергающихся
нелюдских силуэтов, сопровождавших его с хохотом и воем, писком и царапаньем,
их спутанный клубок напоминал странный венок, то и дело менявший очертания, но
остававшийся отвратительным для глаза.
Он не знал, сколько продолжалось падение в неведомые
глубины. Падал сквозь тьму, сквозь колючие вспышки мертвенно-белого света,
отбиваясь от тянувшихся отовсюду лап, тонких, как сожженные сучья, изгибавшихся
самым невероятным образом, как не способна изогнуться человеческая рука,
царапавших то ли длинными когтями, то ли уродливыми пальцами, оравших и вывших
в уши. Падал сквозь мир двух красок – черной и белой, – сквозь странно изменившийся
воздух, врывавшийся в легкие, волной удушливого сухого жара, смердящего так,
что вонь понемногу перестала ощущаться, застыла в ноздрях, во рту, в глотке
плотными пробками, перехватывавшими дыхание.
Падение оборвалось столь же неожиданно, как и началось,
умолкли визги и вой, уродливые тени отхлынули во все стороны и пропали
неизвестно куда. Остался смрад, окутавший так плотно, что собственное тело
казалось Сварогу пустым мешком, надутым жарким вонючим воздухом. Зато под
ногами наконец-то оказалась твердая поверхность, напоминавшая шероховатый,
выветрившийся камень, покрытый слоем невероятно сухого пепла, в котором ступни
утопали по щиколотку. Пошевелившись и переступив с ноги на ногу, Сварог не
услышал звука собственных шагов – все звуки терялись и глохли в идущем неведомо
откуда то ли вопле, то ли стоне, столь громком и неумолчном, что он скорее
казался составной частью окружающего воздуха.
Осмотревшись, он понял, что стоит на крутом склоне
невообразимо глубокой пропасти, исполинской воронкой уходившей в бездну, где
дна словно бы и не существовало. Сварог это чуял, хотя и не смог бы объяснить,
откуда знает. Повсюду, куда ни глянь, на фоне прямо-таки космической черноты
отблескивало ало-багровое пламя – оно вздымалось лохматыми языками и тут же
опадало, чтобы через миг вновь взмыть рваными гигантскими лоскутьями, оно
изливалось тяжелыми фонтанами, гнувшимися к земле, струившимися медленными
ручьями, оно светило высокими кострами, рассыпалось на мириады пожарищ,
сливалось в чудовищные омуты. Но светлее от обилия огня не становилось ничуть –
это был мир без теней, без света, мир, состоявший лишь из мрака и огня. И
повсюду, куда ни глянь, корчились, бились, метались черные человеческие фигурки
– словно мураши в охваченном огнем муравейнике, их было столько в окружающем
необозримом пространстве, в реках и струях пламени, что к горлу подступила
дурнота и все чувства, казалось, вот-вот откажутся служить, растворившись в
безумии огня.
Больше всего это напоминало ад – и Сварог боялся подумать,
что так оно и есть. Сознание вяло теплилось, и сам себе он казался песчинкой на
дне колодца – над головой, чуялось, нависли неизмеримые выси, соразмерные
расстояниям меж звездами, еще немного – и расстояние меж ним и голубым небом
станет непреодолимым…
Он держался, отгоняя пытавшееся заползти в душу безумие.
Повторял про себя: это наваждение, мираж, морок, ничего этого нет, а если и
есть, не способно ни одолеть, ни проглотить, вот-вот рассеется, как дурной сон,
время уходит, они сами говорили, что их время уходит…
Оказалось, он не брошен и не забыт – корявые, дергающиеся,
хихикающие тени мелькали со всех сторон меж потоками и озерами дымящегося
пламени, дразнили, смыкали круг, плясали на фоне багрового огня, вставали на
рогатые головы, дразнились высунутыми языками – и все это в совершеннейшем
безмолвии, можно и подумать, что оглох, если бы не долетал отовсюду этот
многоголосый стон.
Тени отпрыгнули, прячась за пламенем, припадая к земле,
дикий вой пронесся над склоном кратера, словно бы колыхнув повсюду пламя.
Кто-то невероятно высокий, черный, неразличимый, окутанный крутящимся маревом
багровых искр, шагнул прямо к Сварогу, навис, жуткий и безликий, сотрясая землю
и вздымая пепел поступью тяжелых лап. И взвыл, оглушая:
– Назови свое имя! Иначе оставлю здесь навсегда!
Однако Сварог уже ощущал в себе силы не просто
сопротивляться – нападать, фантасмагории и ужасы только злили, минутная
слабость пропала начисто, что бы там ни пугало вокруг, как бы ни тужилось.
Слишком многое видел и многое прошел, чтобы сейчас сдаваться. Черный еще громоздился
над ним, колыхаясь и подрагивая, словно отражение в текучей воде, но Сварог
шагнул вперед, чертя в воздухе крест:
– Сгинь, нечистая сила!
Слова приходили сами собой – и черная фигура дернулась,
отступая под визг пляшущих дьяволят.
– Сгинь, рассыпься!
Все закружилось вокруг в бешеной карусели, потоки бурлящего
пламени, муравьиное скопище черных скрюченных фигурок, тучи сухого пепла,
сознание погасло прежде, чем он успел увериться, что победил…
Глава 2
Он пришел
Сварог открыл глаза. Над ним был потолок, сводчатый,
светло-серый, в ромбовидных черных узорах, словно бы едва намеченных водянистой
черной тушью. Стены того же цвета, в тех же незамысловатых, но приятных для
глаза узорах. Постель, на которой он лежал, стояла у окна, и за распахнутым
окном, на небольшом отдалении, слегка покачивались верхушки деревьев. И никаких
странностей со зрением. И на сей раз он ощущал запахи – от окна тянуло едва
уловимым свежим ароматом загородного леса. Напрягая слух, Сварог даже различал
шелест листьев, короткое звяканье – словно захлопнулась металлическая калитка,
обрывки непонятного разговора.
