– Извините, если это прозвучало грубо, но…
– Только давайте без извинений, Элизабет, а? Еще одно оскорбление, и я окончательно лишусь аппетита!
А она уже лишилась. Окончательно. И не из-за пикировки с Роганом. Из-за сдержанной силы, с которой двигались его руки, когда он орудовал ножом и вилкой. Он поглощал пищу так, словно его организму требовалось топливо для поддержания этой силы. При этом, похоже, удовольствия от еды Роган не получал никакого.
Этот человек был вне ее понимания. В сущности, загадка. Головоломка. Он выглядит очень грубым, жестким и откровенно опасным. Однако докторантура и степень говорили о том, что это человек незаурядного ума. Следовало бы разобраться, прежде чем его оскорблять…
– Мне действительно очень жаль, если это прозвучало не слишком вежливо, мистер Салливан.
Ну вот! Значит, он снова мистер Салливан?
– Выбросьте из головы, Элизабет, – ответил он и с некоторым вызовом добавил: – Очевидно, вы не умеете не оскорблять.
Она покраснела. Ее заалевшие щечки в сочетании с торчащими прядками волос выглядели очень симпатично…
– А кто грубит теперь?
Роган тихо рассмеялся:
– Попался, который кусался. Большинство людей видит во мне нечто вроде кота.
Элизабет сухо заметила:
– Ну да, того, что охотится в джунглях…
– Возможно.
Он принял это спокойно. Если бы они были знакомы пять лет назад, перед его отставкой, то она поняла бы, что ближе к истине, чем сама думает.
– Ну так чем именно вы занимаетесь с вашей докторской степенью и компьютерным анализом?
– Анализирую…
Она досадливо поморщилась:
– Я пытаюсь поддерживать беседу, мистер Салливан. Вы могли бы тоже постараться.
– Да? Вероятно, если бы вы называли меня Роугом, а не мистером Салливаном, я бы, может, и постарался, – проворчал он.
Она неловко поерзала:
– Согласна на Рогана.
– Но не Роуга? – усмехнулся он.
Она опять поморщилась:
– Нет.
– Довольно откровенно, а главное, вежливо. Вы почти не едите. – Откинувшись на спинку стула, Роган с неудовольствием смотрел на ее тарелку, к которой она едва прикоснулась.
Элизабет перестала притворяться, что ест, и просто отодвинула тарелку:
– Я же говорила, что не голодна. Кстати, забыла спросить, как ваша рука.
Он мельком взглянул на уже подживающую ладонь и ухмыльнулся. У него на теле было несколько таких шрамов, при виде которых эта независимая женщина вскрикнула бы от ужаса.
– Хотите поцеловать? – насмешливо поинтересовался он.
Глаза у нее вспыхнули от ярости.
– Я вам не мамочка, Роган!
Роган сухо ответил:
– Точно, не мамочка, могу руку отдать на отсечение.
Общительность корректной, почти чопорной Элизабет Браун была ничто по сравнению с общительностью его мамы-ирландки.
– Вы на нее похожи?
Любопытство Элизабет явно брало над ней верх.
Роган пожевал губами:
– Цветом волос – да. Но ее терпимости к человеческим слабостям у меня нет. Как и ее веры в изначальную человеческую доброту. Кстати, мой отец – отличный пример подобного мифа!
По глазам Элизабет было видно, что она Рогана не одобряет.
– Мне Брэд казался очень легким, приятным в работе человеком, и, живя рядом с ним в течение недели…
– А дальше вы будете рассказывать мне, с какой любовью он отзывался о жене и сыне! Хотя даже поверить трудно, что у него были жена и сын, потому что в доме нет ни одной семейной фотографии.
Элизабет была не самым организованным человеком, однако несколько маминых фотографий у нее все же было. Да, в доме Брэда Салливана кое-чего не хватало. Она это заметила.
– У отца было много фотографий, но после смерти матери он их все спрятал, – мрачно объяснил Роган. На затвердевшей скуле у него нервно пульсировала жилка.
Лицо Элизабет смягчилось.
– Наверное, ему было очень тяжело каждый день видеть ее изображение и вспоминать.
– Еще бы! Наверное, очень тяжело каждый день вспоминать о том, кого ты убил!
Убил?! Роган хочет сказать, что Брэд Салливан убил свою жену?
Глава 4
Элизабет побледнела, глаза у нее стали огромными. Немного придя в себя, она недоверчиво выдохнула:
– Этого не может быть!
Роган принял ее слова с мрачным, но спокойным видом. И то сказать, не каждый день слышишь, как человек обвиняет собственного отца в убийстве матери!
Он резко поднялся:
– Пойдемте отсюда.
Элизабет Браун тоже поднялась, но продолжала смотреть на него во все глаза. Потрясенная услышанным, она чуть не забыла сумку, висевшую на спинке стула, но вовремя спохватилась и повесила ее на плечо.
Когда они уже оказались на тротуаре, она нерешительно произнесла:
– Роган?
Роган, ведший ее туда, где она оставила машину, повернул к ней суровое лицо.
– Нет, это не то, о чем вы подумали. Отец не стоял за спиной у матери, когда она упала с утеса и разбилась насмерть. Но змея супружеской неверности может убивать не менее жестоко, – холодно объяснил он.
У Элизабет голова пошла кругом. Однако все же не настолько, чтобы совсем не замечать прикосновения требовательных пальцев спутника к ее руке.
– Я… я… не знаю, что и сказать…
Роган с усмешкой на губах смотрел, как она лихорадочно шарит в сумке в поисках ключей от машины.
– Среди особ своего пола вы наверняка уникум.
Элизабет понимала, что, скорее всего, ему хотелось смягчить напряженность, возникшую в результате разговора. Однако нарочитой колкости слов это желание, по ее мнению, никак не смягчало.
– Вы шовинист по половому признаку, да?
Тут она наконец нашарила ключи и занялась отпиранием дверцы автомобиля.
Роган вздернул бровь:
– Если бы я был шовинистом по половому признаку, то никогда не позволил бы вам вести машину.
Элизабет изумленно и почти оскорбленно взглянула на него поверх зеленой крыши автомобиля:
– Это моя машина!
Он легкомысленно дернул плечом:
– Подозреваю, что больше всего на свете шовинистов волнует собственное больное эго, а не вопросы собственности.
Роган открыл дверцу и разместился на пассажирском сиденье.
