– Что ты понимаешь?! У меня не было выхода.
– Серьезно? – вопросительно поднял брови эльф. – Ты была рабыней на скотном дворе безо всякой надежды на изменение участи?
– Разве дело в неволе? Да если хочешь знать, любая скотница имела больше свободы, чем я. Она могла сбежать из Тэвра. Хоть в Чернолесье, хоть в Лаффон. А я всю жизнь просидела в своей горнице хуже всякой пленницы.
– Не хуже. Сейчас ты – узница и знаешь, чем отличается жизнь благополучной баронессы от существования заточенной злодейки, – уточнил бесстрастно Альс.
– Ага. Через год-два папаша отдал бы за такого же, как он сам, тупого ублюдка. Грубого и жестокого зверя, который бы делал мне каждый год по ребенку, если бы сразу не свел в могилу, при первых же родах, как мою мать.
– Это не повод для занятий некромантией.
– Очень даже повод! Замечательный повод! Если бы не ты да не этот проклятый маг, я бы стала повелительницей этих мест, хозяйкой и королевой.
– Не смеши меня. Самое позднее в середине лета князь Кириам прислал бы сюда небольшое войско, и кончилось бы твое владычество если не в тот же день, то на следующий.
– Этого никто не знает. К середине лета я бы обрела такую силу, что…
– …что в Тэвр заявились бы магистры из Оллаверна, – хмыкнул Ириен. – Ты слишком мало знаешь о жизни. За что и поплатилась. Меня же интересует другое. Почему именно другая сторона?
– Что? – не поняла девушка.
– Почему некромантия? Почему черное колдовство? Ты ведь просто могла сбежать в Черный лес, прибиться к банде, может, даже стать атаманшей.
– И быть подстилкой у двух десятков грязных мужиков? Ничего не скажешь, звучит заманчиво. Другая сторона, говоришь? А какая же первая? Неужто та, которая у Тронгарса? То-то, я поглядела, ты его сильно уважаешь и любишь. А чем они отличаются друг от дружки, эти две стороны?
– Практически ничем, – признался эльф.
– Так чего ж ты не спросишь у колдуна? Неважно, какая сторона, главное – это сила. И с другой стороны ее ведь больше. Ну скажи мне, остроухий, ее ведь на самом деле больше? У меня же нет чародейского дара. Значит, ни целительницей, ни магичкой, ни кем-то еще на этой стороне я быть не могу. А на той стороне? Во-о-от! Там – можно. Там – все можно. Теперь ты понимаешь?
– Я и раньше это понимал, Гилгит, не такой я дурак. Люди всегда ищут силу. Во власти ли, в золоте ли, в колдовстве или на острие меча. Я бы не удивился, если бы ты была простолюдинкой, пожелавшей подняться над своей судьбой. Из землянки во дворец – это я понимаю. Но чем бы отличалась твоя желаемая жизнь в качестве «повелительницы» от того, что ты имела в доме отца или будущего мужа? Или ты о таких вещах не задумывалась?
Гилгит молчала. И в ее внезапном онемении чувствовалось удивление. Похоже, эльф все же угадал.
– Барон не вечен, и женщины частенько становятся вдовами. Ты могла бы пережить и отца, и мужа, – развивал он свою мысль дальше.
– Значит, убийцей быть предпочтительнее, чем некроманткой?
– Если серьезно, то – да, Гилгит. Ведь для того чтобы стать убийцей, нужно встать лицом к лицу со своей жертвой. А некромантия – дело гнусное и подлое, как удар в спину.
– Ты рассуждаешь, как воин.
– Да, именно. Духовник сказал бы тебе, что ты сгубила душу и лишила саму себя достойного посмертия.
– Так-то уж и сгубила? – не поверила Гилгит.
– А ты разве не чувствуешь? Тебе по-прежнему снятся сны? Хочется ли тебе искренне плакать или смеяться – знаешь, как говорят, от всей души? Твои руки болят, ты боишься пыток, но ты уже не можешь думать о ком-то еще без усилий.
Глаза девушки стали круглыми от ужаса. Альс приблизил свое лицо вплотную к ее лицу. Без всякой боязни, что она ударит или вопьется в него когтями.
– Даже сейчас ты не столько испугалась, сколько растерялась. Тебя обманули, Гилгит. Те, кто писал «Вечность», нагло врали, красочно расписывая преимущества некроманта перед остальными смертными. Они всегда врут.
– И если я скажу, где припрятала заговоренные «куколки», мне это поможет?
– Нет, – честно сказал Ириен. – Тебе уже ничего не поможет.
– Тогда зачем мне это делать?
– Зачем? Чтобы еще немного побыть человеком и не целиком превратиться в нечисть, которой есть только одно место – в огне.
Какое-то мгновение Ириен еще верил, что Гилгит не станет отпираться. Она ничем не напоминала нечисть, несмотря на грязную одежду, разбитое лицо, цепь на поясе и ошейник. Девчонка, глупая девчонка, погнавшаяся за силой.
– Нет, эльф. Нечисть – так нечисть, – сказала она чужим, неживым голосом.
Ириен встал с колен, стряхнул со штанов пыль и, не прощаясь, вышел из камеры.
– Делайте с ней что хотите, милорд, – сказал он барону.
Почему эта жестокая тварь должна страдать меньше, чем безвинные шаку?
Еще до того как зашло солнце, Гилгит все рассказала палачу, «куколок» тут же нашли и сожгли на храмовом алтаре. А следующим утром Дирик и Манрэд проснулись совершенно здоровыми.
Как водится в таких случаях, могилу для некромантки вырыли на перекрестке дорог, забросали тело камнями и сровняли землю, чтобы никто не догадался.
В тот вечер Кенард напился по-настоящему, вливая в себя вперемешку эль, самогон и вино. Пил он в одиночестве. Как ему казалось. Сначала пришел сэр Гэррик, посидел напротив немного, покачал головой и ушел. Затем появился сам лорд Крэнг, хмурый и трезвый, махнул рукой на слабую попытку Кена встать и тоже ушел. Рыцари заглядывали в кордегардию, где происходило самоистязание, но подходящих слов для утешения не находили. Пока сэр Соланг не догадался позвать эльфа. Впрочем, Альс явился бы и сам, но мальчишка-конюх, посланный за наемником, утверждал, что молодой рыцарь, еще чуть-чуть, да и помрет.
Кенард спал мутным пьяным сном, уронив голову на грязную столешницу, засыпанную рыбьей чешуей и хлебными крошками. Черная яма пьяного безвременья казалась таким привлекательным и спокойным местом, где не было места горю и разочарованию.
– И давно так сидит? – поинтересовался эльф у зрителей.
– Давненько, вона скока выдул. Как не лопнул тока? – отозвался оруженосец-орк по имени Сайкири.
– Ждешь, пока лопнет? Ну-ка, тащите его в кровать, болваны, – распорядился Альс. – И таз не забудьте. Я за ним блевотину убирать не буду. Хорошо слышали или повторить?
У солдат с ушами был полный порядок, и нерасторопные подчиненные Кенарда дружно погрузили его на закорки, стараясь выполнить указания эльфа точно и полностью. Потому что знали: придет и проверит – и постель и тазик. Альс, как всегда, оказался прав насчет тазика.
Утром, когда Кенард разлепил тяжелые свинцовые веки, то первое, что он увидел, было улыбающееся лицо Ириена Альса. Злое лицо с узкими льдистыми щелочками вместо глаз.
