Будучи предупрежденной, я специально не смотрела ей в лицо (мало ли что), а потому взор мой устремился на мэйнино платье, а, будучи все-таки женщиной, вынуждена признать – зрелище, и верно, было потрясающим. Такого я еще не видела. Я даже не поняла сначала, одета она или же раздета. Нет, наряд полностью закрывал весь мэйнин «фасад», начиная от воротника-стойки и заканчивая разлетающейся широкими складками от бедра длинной юбкой, но много ли может закрыть облегающий черный гипюр? Где ты, скромное кожаное бельишко начинающей сьючки? Отзовись, боевой черный лифчик! Нет ответа… И лифчика на ней тоже не было, ни боевого, ни кожаного.
– Закрой рот и притуши сигарету, – шепнул мне шеф.
– Ага, – я поспешила последовать его совету. Действительно, тлеющая на краю пепельницы забытая сигарета могла привлечь к нам излишнее и ненужное внимание.
Чтоб замять оплошность, я схватила бокал и быстро глотнула линдарского.
Сидорова как раз проходила мимо.
На мгновение я отвлеклась, а когда вновь посмотрела на нее, то видела только ее… спину. А спустя ужасающе долгое мгновение я уже не в состоянии была видеть что-либо еще, ибо…
Закрытое спереди платье Мэйны сзади начиналось гораздо ниже спины, открывая для всеобщего обозрения верхнюю часть упругого… филея сьючки. А там, на левом полу*опии Индульгенции, красовалась магически наведенная татуировка. Черно-золотой грифон в алом поле.
Наш. Фамильный. Герб.
На заднице этой… этой…
Почетный знак признания заслуг моей семьи, награда за кровь и раны, за сотни боевых вылетов и тайных операций, за верность и доблесть, за отвагу… Герб, дарованный моим родителям лично Владычицей. Честь моего рода… честь гвардии капитана Аэриэн и полковника Таурендила Анарилотиони… В буквальном смысле обосранная этой наглой иномирянской тварью!
Эру! Да неужели я это стерплю?
Кровь предков вскипела в жилах, красная пелена застила взор, рука машинально сжалась в кулак. Что-то хрустнуло. Я уже начинала вставать, когда чьи-то руки дернули меня обратно.
– Нолвэндэ! Немедленно сядь!
Я повернулась к тому, кто меня удерживал, не узнавая его. Кто посмел?! Что ж, отбросим досадную помеху.
Ментальный удар снес все его блоки и щиты, вломился в сознание и, дополнительно усиленный, должен был теперь полностью парализовать «жертву». «Таран» и полное подчинение. И мне плевать, кто это! Кто осмелится встать между нолдор и местью?
– Нол! Очнись!
Словив ментальную оплеуху, по меньшей мере, равную моему удару, я моргнула и сфокусировала взгляд.
Бледное лицо. Синие глаза. Струйка крови из носа.
Эринрандир ап-Телемнар.
Валар! Я только что напала на своего собственного шефа!
Я выдохнула и медленно разжала кулак, тупо уставившись на погнутую и сломанную мной вилку.
* * *
От ментального удара у Эринрандира едва мозги не спеклись. Напарница прошлась по ним, словно катком для укладки асфальта. Досталось, похоже, даже дыхательному центру. И не будь у энчечекиста вдоволь болезненного опыта подобных атак, и как следствие, сильнейшего иммунитета к ним, то валяться бы ему под столом до следующего утра. Кое-как устояв и восстановив способность ориентироваться в пространстве, Эрин что есть сил отбил подачу. Честное слово, очень жаль, что рыцарь не может поднять руку на разбушевавшуюся даму. Пускай даже по её милости у лорда капитана ап-Телемнара чуть не отвалились уши вместе со шпорами.
– Что ты делаешь, Враг тебя раздери? – хрипло прокаркал эльф, с трудом откашлявшись и спешно утерев салфеткой кровь.
– Милорд ап-Телемнар, прошу вас позволить мне воспользоваться вашим оружием, ответствовала Нолвэндэ. – Честь моего рода запятнана. Я должна смыть этот позор здесь и сейчас. Немедленно.
Эдаким тоном только обвинительный приговор зачитывать на военно-полевом суде – холодно, спокойно, сугубо официально. В глаза начальнику оскорбленная эльфийская дева не смотрела. Она внимала внутреннему гласу воинственных и гордых предков.
– Чего?! – опешил Эрин.
– Герб моей семьи – на заднице этой твари! Я не могу вызвать ее на поединок, но пристрелить могу. Этот закон еще не отменен. Я в своем праве, – продолжала в том же духе девушка.
Прямо не светлая эльфийка, а кровожадная дроу. Сейчас реки крови прольются и потекут навстречу морю слез.
– Отставить истерику, леди Анарилотиони! – гневным шепотом скомандовал Эринрандир. – Я вам покажу «в своем праве»! Вы служите закону и правосудию, а не мстите по закону нолдор!
– А Вы представляете себе, что будет, когда об этом узнают мои родители? Моя семья? А они узнают! Достаточно одной фотографии, двух строчек в какой-нибудь газетенке! Даже Владычица оправдает месть. Прецеденты были! – начала уговаривать Эрина напарница, словно и не слышала его железных аргументов.
– Дорогая, у вас что-то со слухом не в порядке? – спросил энчечекист. – Тогда я повторю еще раз: вы будете сидеть здесь, пить линдарское и молчать столько, сколько потребуется. Даже, если Мэйна с головы до ног разукрасит себя вашими фамильными гербами, девизами и семейными фотографиями. Это понятно? Или повторить еще раз.
– Но…
– Хочешь попасть под магический удар Сидоровой? А я потом буду сметать в совочек все, что от тебя, дуры ушастой, останется? Нет? Тогда сиди и не вякай.
Эринрандир ап-Телемнар разозлился, очень разозлился. А еще у него башка раскалывалась ну просто пополам.
* * *
Проклятье! Он прав. Со своей, правоохранительной, энчечекистской точки зрения – прав на все сто. Я не могу пристрелить эту тварь здесь и сейчас. Не имею права. Я не могу испортить ему все дело… ах, тис зеленый! Да ведь я уже все испортила! После того, как я ему вломила, удивительно, что он вообще что-то может говорить и соображать… Но и стерпеть такой позор я не могу!
Балрог! Сегодня они глумятся над нашими гербами и нашей честью, а завтра – осквернят могилы? А послезавтра, отхватив себе все гражданские права, пролезут во власть – и опорочат и изгадят все остальное?! Ведь с таких мелочей все и начинается. С глумливого хихиканья над священным, с опошления любого мало-мальски достойного деяния… Проклятье! Что смешного в том, что самодовольная, сытая, наглая дрянь намалевала на своей жопе эльфийский родовой знак?! Страна, позволяющая насмехаться над героями своих войн, обречена. Нельзя допустить, чтоб такое оставалось безнаказанным, иначе за одним потянется другое, и очень скоро не мы будем охотиться на сьючек, а они – на нас…
Все эти мысли я даже частично озвучила, но, заметив, что он не слушает, осеклась и оборвала сама себя. Ну, хватит! Если этот мой сородич не желает понимать, что Мэйна оскорбила не меня лично и не мою семью даже, а вообще всех, живых и ушедших, кто… А! Плевать! Я все равно ее пристрелю – а знаете, почему? Потому что как бы мы сейчас не выслеживали эту хитрую ведьму, как бы не пытались ее прищучить, она все равно выскользнет. Такие всегда выскальзывают. И вот тогда… после того, как Индульгенция ужом вывернется из рук правосудия, в силу вступят иные законы. Да-да, тот самый «закон нолдор», о котором он тут вещал! Именно! Не закон, а, скорее, обычай. И не только нолдор. Мерзость – уничтожить. Под корень, чтоб не плодилась.
