И пламя Локки угасло среди этих стен, умерло, как умирает огонек лампады в замурованном наглухо склепе, и даже угли давным-давно остыли под толстым слоем серого пепла…
…но крохотный язычок его, пока еще робкий и слабый, готовый потухнуть даже от неосторожного вздоха, отразился вдруг в янтарных глазах диллайнской девушки. Будто княжна одержимого рода, дочь обреченной золотой крови, слишком долго смотрела на свечу – и огненное отражение навек поселилось в глубине ее зрачков.
Или это все-таки твой взгляд, вечная возлюбленная воинов, Локка-Яростная? Скажи мне, госпожа пламени, – это ты? Неужели? Мне?..
– Ваше высокопревосходительство? – тревожно окликнул Рэймси его адъютант из-за левого плеча.
– Я говорил вслух? – хмыкнул лорд Эвейн. – Опять? А вы подкрадываетесь бесшумно, будто совиный сын, Кэйбри? Снова?
– Прошу прощения, милорд.
Раскаяния в голосе молодого лейтенанта не отыскать было бы даже с лупой. Впрочем, за последние… кровь Морайг, уже десять лет! – адъютант привык к странностям и некоторым чудачествам Ядреного Эвейна. А уж манера командующего периодически рассуждать вслух уже давным-давно не смущала Кэйбри. Право же, какая ерунда! Вот генерал эрн-Сэйранн, к примеру, обожает ночные построения и марш-броски – говорят, от меланхолии спасается таким незамысловатым способом. Причем эти полуночные маневры сам же и возглавляет – пешком и с двукратной полевой выкладкой за плечами, да еще и штаб в полном составе гоняет по бездорожью! Вот это чудак так чудак, и эрн Рэймси ему не чета. Всего-то и забот с ним, что с утра не забыть добыть свежих сливок в генеральский чай и чего-нибудь сладкого. Лучше всего – оладий с медом. О маленькой слабости Ядреного Эвейна – совершенно несолидной любви к сладким лакомствам – знали, конечно, не только Кэйбри и старший кашевар, но и последняя обозная собака. Но молчали. А генерал-сладкоежка один пребывал в уверенности, что его тайный порок по-прежнему тайный.
– Будете хихикать за спиной у командира – добьетесь перевода в хозяйство эрн-Сэйранна, юноша, – строго сдвинул брови Эвейн. – Мои вещи доставили? Передайте Лэйгу, чтоб не забыл проветрить мой парадный мундир. Чую, завтра понадобится… Да, и насчет горняшек, Кэйбри. Конечно, вас, молодых кобелей, удержать невозможно…
– Милорд!
– Цыц! Чтобы ни одна зареванная барышня не бросилась в ноги хозяину замка, пища о погубленной девичьей чести, ясно? И если вечером я найду в своей постели лишнюю «грелку»…
– Так точно, ваше высокопревосходительство! – вытянулся во фрунт адъютант, хитровато поблескивая зелеными глазищами самым похабным образом. – Не допустим! Лично удержу!
– В штаб к эрн-Сэйранну, – рыкнул Эвейн. – И маменьке отпишу, чтоб выпорола тебя, когда в отпуск поедешь, – и сам же подмигнул, лишая угрозу серьезности. – А теперь особое задание, Кэйбри. Пойдешь в разведку.
– Милорд?
– Проведи-ка мне маленькую рекогносцировку по местности, – эрн Рэймси задумчиво прищурился. – Разузнай все относительно княжны Эск. Старшей, – уточнил генерал, игнорируя вытаращенные глаза адъютанта. – Тихо-тихо, как ты это умеешь. Методы меня не интересуют. После ужина жду твой доклад. Ясно?
– Так точно, эрн-Рэймси! Р-разрешите выполнять?
– Свободен, – «чесночный» генерал кивком отпустил юношу и снова повернулся к окну.
Море. На пляску волн можно смотреть бесконечно. И, кстати… как все-таки зовут старшую княжну?
Нежный суп с крольчатиной пришелся ролфи по вкусу. В этом Мирари была уверена. Иначе не светились бы зеленым довольством глаза бравых генералов, когда она по старинному диллайнскому обычаю без всякого спросу собственноручно разлила его по второму разу. Отказаться от добавки – в правилах хорошего тона, но для того и существуют правила, чтобы их обходить. Глянув на благодарных едоков, княжна поняла – мужчины изрядно проголодались и хотят еще. Значит, их надо кормить. А отец, посмотрев на такое дело, повторил тот же маневр, только с рыбой. Треску съели подчистую. И котлеты из курятины, и креветки с соусом. И жадно поглядывали на цветы и фрукты.
Аппетит ролфийских воинов одновременно радовал и пугал. Генерал-фельдмаршал Эвейн эрн-Рэймси, сидевший по правую руку, знай нахваливал кухмейстера, не забывая отдать должное вкусу и выбору хозяйки.
Первая перемена блюд прошла в сосредоточенном молчании под громкий хруст бараньих ребрышек и гусиных косточек. Даже отец воодушевился ролфийской жадностью и отведал кулинарных шедевров нового повара, нанятого Мирари на свой страх и риск. По слабой характерной улыбке девушка догадалась об одобрении. А еще папенька с удовольствием скушал целую куропатку во время второй перемены. Теперь Мирари смогла расслабиться и наконец ощутить вкус еды, которую она до сих пор просто отправляла в рот, пережевывала и глотала. Что и говорить – пирог с черносливом вышел изумительный.
Насытившиеся ролфи смягчились, рассыпались в комплиментах в адрес хозяйки и поваров и стали похожи на добрых волчишек из нестрашных сказок для малышей. Но девушка не слишком внимательно вслушивалась в слова цветистой похвалы, а думала совсем о другом. О том, как странно все-таки устроены люди. Кажется, разбитое сердце болит настолько сильно, что весь свет не мил, и ничего уже не порадует, и ничего не рассмешит, и никогда не будет просвета в мрачных мыслях. А уж как мучительно наблюдать за предметом воздыханий, который по-братски ласков и добр, которому даже в голову не приходит, что «дорогая сестричка Мирари» едва сдерживает слезы от каждого слова. А стоит отправить в рот ложечку лакомства… или хорошенько выспаться… или получить заслуженное вознаграждение… и дышится свободнее. Сина говорит, так происходит потому, что желудок сильнее сердца, и он, паршивец такой, не дает настрадаться всласть.
Мирари бросила взгляд на младшую сестру, потрясающую познаниями в математике сразу трех ролфийских офицеров. Счастливица! И Рамман в качестве названого братца ее вполне устраивает, и одержимость не романтическая. Настоящая диллайн – спокойна, сдержанна, образованна. Вот уж чье сердце никогда не разобьется.
Тем временем слуги подали десерт, после которого дамам полагалось удалиться. Мирари была только рада избавить себя от мужского общества. Откровенно говоря, она так устала за этот день, что только и мечтала, что о теплой постельке, и собиралась уснуть, едва коснувшись головой подушки.
Но стоило очутиться под одеялом, как сон сбежал в неизвестном направлении.
Среди свойственных людям чувств, почитаемых ролфи за пороки, зависть отнюдь не стоит во главе списка. В том смысле, что завидовать, конечно, не слишком достойно… но и не так уж строго порицаемо. Но есть один нюанс. Завидовать молча – бессмысленно, молчаливая зависть – мать предательства и бесчестия, так что если уж в душе твоей расцвело свирепое ролфийское «Хочу!!!» – не выедай себя бесплодными и жгучими мыслями. Вставай, действуй. Если желаешь взять, бери! И добыча достанется сильнейшему…
Право, немного бы нашлось людей не только на Ролэнси, но и повсеместно, которые смогли бы похвалиться тем, что им позавидовал Эвейн эрн-Рэймси. Если разобраться, так и вовсе не нашлось бы таких счастливцев. «Чесночный» генерал сполна вкусил всего, о чем можно мечтать: Локка улыбалась своему любимцу, даруя ему воинскую удачу, Священный Князь ценил заслуги своего верного и давнего соратника, слава Ядреного Эвейна бежала далеко впереди его коня. Он назвал единственную дочь Тарейн, что значит «Щит», и она поистине была щитом, хранившим поместье Рэймси от пустоты и холода. Много ли надо ролфийскому воину? Лишь бы его, возвратившегося с добычей из похода, ждал теплый свет в окнах-бойницах, пробитых в серых каменных стенах. И пусть тогда привычная островная непогода гремит черепицей на крыше и стучит дождем в ставни…
