– Кстати, вы мне напомнили. О впечатлениях. Должен признаться, я весьма впечатлен той поистине военной четкостью, с которой ваша дочь организовала более чем достойный прием такого количества гостей. Позвольте выразить мое восхищение.
«Озадачил я тебя, Эск? То ли еще будет!»
«Так!» – сказал себе Аластар.
– Согласен. Я передам ей ваши слова.
Когда речь заходила о дочерях, он терялся.
Рэймси кивнул, незаметно перемещаясь поближе к хозяину Эскизара. Охота есть охота!
– Благодарю вас. Воистину, нет большего счастья для мужчины и воина, чем возвращаться в дом, где светит теплый огонь, подобный леди Эск. – И ролфийский полководец продемонстрировал зеленый прищур, вполне хищный и откровенный.
«Что ты на это скажешь, князь?»
«Та-ак!» – насторожился отец Мирари.
Ему отчаянно хотелось распушить перья и подобрать когти.
– Так и есть.
Ролфи подкрался еще ближе и продолжил – осторожно, чтобы не спугнуть добычу:
– Вам известно, что я – вдовец, Аластар? Увы, моя возлюбленная супруга умерла родами, оставив мне единственную дочь. Она замужем и подарила мне уже… э-э… троих прекрасных внуков и, совсем недавно, – прелестную внучку. Но мой дом пуст, и в нем нет хозяйки, которой я мог бы доверить управление владением и состоянием.
– И?
Рэймси показал зубы – а-ам!
– Ваша дочь уже просватана?
Аластар растерялся.
– Которая? – на всякий случай уточнил князь.
– Старшая, – ласково прижмурился ролфи, буквально чувствуя вкус совиных перьев на клыках. Попался, золотоглазый?
«Так-так…»
– Насколько мне известно, рука ее свободна.
– В таком случае могу ли я просить у вас руки вашей дочери? Как вы понимаете, из этого союза мы оба извлечем достаточно выгод – на чем, разумеется, остановимся подробно при составлении брачного договора.
– А почему именно Мирари? – спросил Эск, подразумевая, что дочек-то две. И Сина, на его беспристрастный взгляд, гораздо привлекательнее и как девица, и как будущая супруга. Серьезная и жизнерадостная.
«Потому, Эск. Если я стану объяснять, ты не поймешь. Сказать тебе, что Огонь Локки может не только сжигать дотла, но и согревать – но редко, так редко богиня дарит не только жар, но и свет? Рассказать, что она вся – тепло очага, и запах свежего хлеба, и огонек свечи на окне, зажженной ненастной ночью? Не стану. Или гавкнуть – раскрой глаза, папаша! Ты проглядел сокровище в собственной кладовой! А если сокровище не бережет хозяин, всегда найдется тот, кто оценит – и заберет. Ты воистину слеп, диллайн. Твоя дочь влюбилась в твоего же сына – а ты и не заметил».
Но вместо всего этого ролфи сказал:
– Ее имя Мирари? Хорошо.
Умница Кэйбри доложил своему генералу многое о княжне Эск. Молодая леди всерьез увлечена изучением растений и достигла немалых в том успехов; старшая барышня Эск держит весь дом, что твой полководец; у молодой госпожи не забалуешь; юная миледи по уши влюблена в графа Янамари и чуть ли молитвы ему не возносит, но молодой человек не допускает вольностей и то ли в шутку, то ли всерьез называет обеих девочек «сестричками»… Единственное, чего Кэйбри не доложил, – это как все-таки зовут избранницу Ядреного Эвейна. Видно, расторопному адъютанту и в голову не пришло, что его генерал может этого не знать.
«Итак, ее зовут Мирари. Мирэйр эрна Рэймси… Неплохо звучит!»
– Позволите опустить лирику касательно загрубевшего в боях солдатского сердца, растаявшего под взглядом юной девы? – улыбнулся ролфи. – Она подобна огоньку свечи, Эск. Теплый домашний огонь. Я хотел бы, чтоб он горел в моем доме, освещая и согревая его.
«Хо-хо!» – как сказал бы дед Мирари. А ведь в качестве зятя эрн-Рэймси – почти идеальный союзник. Аластар даже и не мечтал о такой удаче. Эвейн эрн-Рэймси, женатый на Мирари Эск, – это гораздо лучше, чем просто ролфийский генерал-фельдмаршал. А кроме того, внуки Аластара будут ролфи, что в свете нынешних знаний просто великолепно. Их воспитают как ролфи, их примут богини, и они примут богинь.
– Я ничего против не имею, но прежде чем дать согласие, хочу поговорить с дочерью, – пообещал князь со всей серьезностью, на которую был способен.
– Я буду ждать вашего ответа, князь Эск, – Рэймси изобразил нечто похожее на смирение. Получилось неубедительно.
«Так я тебе и поверил, Волк, – мысленно фыркнул диллайн. – Ждать ты станешь ровно полтора дня. Порода у тебя не та, чтобы ждать».
– Талес, пригласи ко мне Мирари. Если, конечно, она не спит.
– Так точно, ви… ваша светлость.
Мирари… Несколько смутных воспоминаний о маленькой девочке: неуклюжее существо, ковыляющее по садовой дорожке; она же, но чуть старше, играющая с кошкой; нерешительная улыбка на некрасивом лице, мгновенно погасшая, не встретив отклика. И фоном – бурчание Лайд. Ее образ, как туман, прячущий в своей зыби лица девочек. Казалось, стоит пристальнее вглядеться, и сквозь их черты проступит нелюбимая, навязанная, глупая жена – вечная обуза и укор. Потому и не всматривался. Девушки как девушки, старшая и младшая, Мирари и Сина. И вдруг мужчина старше его, другой крови, из чужого народа, увидел в старшей княжне что-то особенное, заставившее просить ее руки через несколько часов после знакомства. Ничего не мешало Аластару Эску дать согласие, то есть абсолютно ничего. Девушки ведь с пеленок знали, что выйдут замуж по воле родителей и к их выгоде.
Но в князе вдруг взыграло диллайнское ненасытное любопытство. Ни один из совиного племени не способен противостоять вопросу «Почему?».
В дверь осторожно постучали.
– Можно?
– Конечно, Мирари. Я вас… жду.
И она вошла. В простом домашнем платье, наброшенном поверх ночной сорочки, с шелковым платочком на груди, с наскоро заплетенной косой… Видит Меллинтан, Которая Свет, эта девушка сияла изнутри, словно фонарик. Золотая, теплая, удивительная… И Аластар прозрел. По-настоящему.
Кто никогда не тосковал о несбывшемся, кто не глядел вслед чужому счастью, тому никогда не понять Аластара Эска. Ибо он затосковал о том, чего не было, нет и уже не будет. Так бывает. Когда тебя в дороге застигнет ночь, сырая и ветреная. А ты идешь или едешь по пустынному тракту в полном одиночестве и неожиданно где-то вдалеке, на холме, заметишь светящийся маленький золотой огонек – окно в доме, уже невидимом во тьме. И воображение нарисует идиллическую картинку домашнего семейного уюта: стол накрыт, из котелка торчит аппетитное куриное крылышко, на лавках сидят румяные малыши, добрая улыбчивая хозяйка разливает по тарелкам похлебку, отец семейства рассказывает какую-то занятную историю, которая с ним однажды приключилась, дети хохочут, собака растянулась возле очага и положила голову на лапы, а кошка, напротив, взирает на людей с легким презрением. Чужое счастье, не твое, несбывшееся, от которого тебе не достанется ни крошки.
