– Никогда! Сбегу!
Парень зло стукнул кулачищем по дверному косяку, скривился от боли, но злость оказалась сильнее.
– Ах ты, засранец малолетний! Ты же меня выставишь злодеем и обманщиком. Решит твой папаша, что я тебя взаправду в кита превратил…
– А потом вернется домой и нажалуется синтафскому риву, – грозно прорычал эрн Тэлдрин. – Дескать, злые ролфийские захватчики сгубили дитятко, такие-сякие. И получится, – высокое начальство со значением указало перстом на трещину в потолке, – международный пре-це-дент!
– Ну и пусть! Лучше китом, чем грязным рыбаком.
И тут Джэйффа осенило, как одновременно избежать столь нежелательного для генерал-губернатора Шанты-Тэлэйт прецедента и избавиться от настырного синтафского юнца.
– А давай-ка ты завербуешься к ролфям в армию вольнонаемным? – вкрадчиво мурлыкнул рилиндар. – Эрн Тэлдрин тебе форму выдаст. Красивую. И мушкет. Настоящий.
Расчет оказался верным. Еще не родился тот мальчишка, который устоит перед таким искушением. Вот и Рик не удержался от соблазна. И еще до полудня на Шанте стало одним солдатом больше, а у Джэйффа Элира на одну беду меньше.
«А что вы хотите? Это же Шанта! Остров, где случаются самые невероятные вещи. Например, бывшие рилиндары-головорезы превращаются…»
А вот в кого они превращаются, шуриа еще не понял до конца. Да, он изменился, он стал другим…
Пуля свистнула прямо возле уха. Джэйфф тут же рыбкой нырнул в траву, и, как назло, его задело вскользь в последний момент. А может быть, стрелок предвидел маневр, и единственное что – слегка промахнулся. Пуля, пропахавшая неглубокую, но болезненную и кровоточащую рану-траншею в Джейффовом бедре, предназначалась вообще-то для рилиндарова брюха.
– Эй! Ты, часом, адреском не ошибся, браток?! – громко спросил Элир шевелящиеся кусты. – А ну как я встану?
– Тебе бы полежать сейчас, предатель, – прошипели в ответ.
– Это я-то предатель?
– Ты, конечно. Переметнулся к хёлаэнаям, служишь им, как сторожевой пес.
– Если вдаваться в сравнения, то тогда уж «как ищейка». Это все-таки лучше, чем быть наемной шавкой Тиглата. Который сам живет на конфедератские подачки.
Вести политические разговоры, истекая при этом кровью, не очень-то весело. Хорошо хоть шейного платка хватило, чтобы перевязать себя.
– Мы сами по себе! – дерзко заявили из кустов.
– Бреши кому-нибудь другому, мне – не надо.
Собственно, беседу Джэйфф вел с единственной целью – отвлечь врага и успеть зарядить ружье.
– Главарь твой небось не рассказывает, как с ним Тиглатов эмиссар делится комиссионными? А ты спроси на досуге. Авось расскажет, где прикопал горшочек с серебряными имперскими «совами».
– А ты, стало быть, за идею на Тэлдрина трудишься? – обиделся за вожака таинственный недоброжелатель.
– А у меня, знаешь ли, привычка такая, – хмыкнул бывший рилиндар, прицеливаясь. – За идею оно почетнее, и детишкам потом будет чем гордиться.
– Держи карман шире, Элир. Так тебе ролфийская сука и нарожает щенят…
Грохнувший выстрел оборвал рассуждения и жизнь притаившегося врага.
– Не твое дело, паскуда, – буркнул Джэйфф. – Будет всякая падаль про мою личную жизнь рассуждать.
Он заново перебинтовал рану на ноге, твердо решив во что бы то ни стало доковылять до ближайшей ролфийской заставы. Но так и не дошел. Сморило на полдороге. Видимо, много крови потерял.
Устроился Джэйфф Элир, точно бродяга, в ямке под кустом волчьей ягоды, собираясь спрятаться во сне от боли и усталости. Наедине с собой незачем прикидываться стальным и бесчувственным, а потому несгибаемый рилиндар вдоволь поскулил и даже пожалился луне Шиларджи. Мол, Сизая Мать наша, что ж ты не уберегла сына своего? Но небесная Мать всех шуриа только надула толстую щеку, идя на убыль, да в отместку за беспокойство наслала на Элира бессонницу. И так, и эдак вертелся, но как ни ляжешь – нога болит пуще прежнего. Оставалось лишь надеяться, что после Порога Джэйфф сумеет выспаться.
Но настал миг, когда гаснут, точно надежда шуриа, ночные созвездия, истаивая в серо-сиреневом предрассветном сумраке. Самое время прилечь, прижаться щекой к земле, смежить воспаленные веки и слушать, слушать, слушать, о чем шепчут травы, корни сосен и древние камни… Нас осталось так мало, тех, кто и слышит, и видит. И несколько часов назад стало меньше еще на одного. Когда шуриа убивает другого шуриа – это плохо, это противоестественно. Ведь каждая жизнь должна быть прожита. Верно, Мать Шиларджи? Для того ты и создала нас. Чтобы жить, славить Жизнь, любить ее трепетно и нежно во всех проявлениях, создавать ее, поить своим духом и преданностью.
Вот беда, словно песка насыпали под ресницы. Не спалось Джэйффу Элиру и не дремалось, суля пренеприятнейший миг впадения в небытие.
Бывший рилиндар надумал подкинуть еще пару веток в костер, протянул руку, повернулся…
Сидела она вполоборота, склонив голову к плечу. И Джэйфф чуть было не крикнул: «Грэйн!» Но чужая русая толстая коса лежит на плече, и рубашка простая, не офицерская, обтянула грудь, и не в бриджах, а в домотканой юбке она. Та, другая женщина, другая хёлаэнайя, которую убил много-много лет назад. Сжег в собственном доме вместе с дитем малолетним. Защищала своего маленького полукровку до последнего, рычала и отстреливалась, положив парней из его отряда больше, чем сделал бы это целый ролфийский взвод. А когда догорела хата, то под обломками нашли ее детеныша – черноволосого, смуглого и синеглазого. Задохнулся, стало быть, в дыму много раньше, чем погибла его бешеная мать.
Только эта, подсевшая к догорающему предрассветному костру, была златоглазая. И крылатая. В иной, божественной ипостаси, какой она является приемным и родным детям и никогда не предстает перед шуриа.
– Удивлен? – она протянула руку к умирающему огню, даря ему силы плеснуть золотом в темноту. – Ты ведь отправил ко мне так много моих приемных детей, да и родных тоже, что сам стал мне почти родным, – улыбнулась богиня. – А с некоторых пор я еще и сторожу тебя, будто сука цепная. Ты же знал? Конечно, знал. Или догадывался. Поговори со мной, Джэйфф Элир. У нас теперь есть на это время. Не жди, Порога для тебя не будет. Ты отныне свободен от Проклятия Сигрейн. Тебя выкупили.
Выкупили… купили… свободен… Тяжелые слова-камни, под которыми можно спрятаться от обжигающего холода ночи. А выкуп дают за того, кто захвачен в плен, кто связан по рукам и ногам веревками или проклятьем.
– Кто? – сипло прошептал Элир.
– Разве ты не знаешь?
Богиня посмотрела неподвижным взглядом, пришитыми к кукольной личине медными пуговицами, а не глазами. И вообще лицо воплощенной Локки оставалось безжизненным, словно она не знала, как правильно пользоваться человеческими мускулами.
У Джэйффа и у самого тело вразнос пошло. За несколько мгновений он до крови искусал губы, стараясь удержаться то ли от безумной усмешки, то ли от рыданий. Выкуплен… куплен… свободен…
