Возмущение его было таким же искренним, как и легкое замешательство в глазах Тэлдрина. Того и гляди, шуриа решит исправить недоработку охотников до ролфийских скальпов. Генерал-губернатор недовольно поджал губы, пресекая на корню живодерские разглагольствования капитана егерей.
— Опять же, вот и еще одно доказательство, что свои, то бишь — шуриа, — пошел на попятную языкастый Элир. — Не нравится мне это, Тэлдрин, совершенно не нравится. Но ничего, я разберусь, что и к чему. Дай только срок.
— Да я-то дал бы, но… Джэйфф, со дня на день Священный Князь наведается. А не доложить я ему не могу. Так что ты уж разберись, пока он сам не начал… разбираться. И пошустрее. Сам понимаешь, до тех старых времен нам тут рукой подать, если что…
Старые времена не успели еще как следует устареть, говоря по правде. Шуриа и ролфи — не северяне, они не изнашиваются за какие-то сто лет, не забываются века резни со сменой поколений. Всегда есть кому помнить и о плохом, и о хорошем. Да и слишком тонкая это материя — взаимоотношения между народами.
— На святое покусились, твари, на Рилинду!
Тэлдрин не выдержал, хихикнул и сразу же сморщился от боли:
— Ну да, на нее, на легендарную. А то ты сам не знаешь, как рождаются легенды! Вот как раз давеча сплю, значит, и вдруг слышу — эрна Долэйн моя ревет, да так жалобно, прям сердце зашлось! Сроду не ревела, а тут на тебе! Я говорю, ты чего, моя эрна? А она и показывает книжку. Обложечка такая яркая, как бабы любят, мужик там навроде тебя и тетка. Роман, значит, конфедератский. Жалостливый, говорит. Про то, как один шурий свою любимую ролфийку убивал. Так что…
— Асшшшшш! Ну что за люди? Стоило под горячую руку брякнуть: «Где Грэйн, где Грэйн? Убил и съел», а они давай сочинять сказки. Язык даю на отрыв, что эту чушь Тиглат придумал. Для пущей романтичности, — разозлился Джэйфф не на шутку.
Каждое упоминание об «идберранском подарочке» Шэйзе Тиглате вызывало у бывшего рилиндара приступ бешенства. Вот так и щади врага, проявляй милосердие к заблудшим! «Надо было выпотрошить, как рыбу. Живьем. И сделать из черепа второй светильник», — думалось Джэйффу. О первом подсвечнике, сработанном из головы обидчика Грэйн, по Шанте ходили самые жуткие слухи. Тиглат же был из тех немногих шуриа, кому Элир показал, как обретается после смерти дух капитана Нимрэйда. Молчаливый призрак, покорно сторожащий коврик у входной двери вот уже двадцать три года, прекрасное наглядное пособие для сомневающихся в силах шурианского шамана.
— Да уж, он такой, романтичный гад, Тиглат твой… Ну что? Дашь мне пару своих, чтоб до форта добраться или хоть до дороги?
— Я сам тебя до Шилы доведу, — неожиданно заявил Джэйфф и пояснил: — Парни сами разберутся, а я не хочу пропустить визит Его Священной Особы. Поговорить надо.
— Надо, причем именно тебе и наедине, — согласился Тэлдрин. — А официальная версия у нас пока будет такая… — генерал-губернатор Доминиона Шанты, забыв про свой многострадальный скальп, нахмурился и рыкнул от боли: — Так. Убийства эти и покушение на мою особу — суть происки конфедератских недобитков или синтафских диверсантов-полукровок. Мало ли какая сволочь могла сюда втихаря проскользнуть. Береговая охрана тоже не всевидяща, а юго-западное побережье сплошь бухточками изрезано. Там при желании флот вторжения можно спрятать, не то что пару шхун с диверсионной группой. Так что ловим вражеских засланцев и точка. Никаких шурий и никакой «Новой Рилинды». Еще не хватало паники, самосудов и прочей прелести. И так живем, как на бочке с порохом…
Джойана Ияри
Накануне Джоне понадобилась какая-то книга на самой верхней полке шкафа. Полузабытые стихи на стародиллайнском, обложка потрескавшаяся, истертая до нечитабельности имени автора и названия, засушенный цветок клевера вместо закладки. Но до чего же приятно прикасаться руками к шершавым страницам, чувствовать и видеть память книги в доме, где почти все — новодел. С каждым годом этих нескольких пятилетий особняк, построенный на окраине Шилы, постепенно оживал, давая надежду на то, что название «Лалджета»
[1]
станет подлинной его сутью. Но до Янамари-Тай дому было еще далеко, до теплоты его древних стен, до голосистого дерева ступеней и ставен, а шуриа так не хватает для счастья именно мышиных норок, трещин в зеркалах, паучьих царств, сломанных игрушек, замусоленных книжек и ветхих ковров. Дом надо долго обживать, чтобы он стал живым. И если уж говорить откровенно, Лалджета далась Джоне, как нежеланный, болезненный и беспокойный ребенок, которого сложно полюбить. Не помогли шаманские штучки Джэйффа, не спасли привезенные Рамманом из Янамари безделушки и диковинки — подарки Вилдайра. Но Джойана из рода Ияри была женщиной упрямой, и постепенно, день за днем, год за годом Лалджета из каменной коробки с окнами и дверями превратилась в дом шуриа, где живут не только живые вещи, но и добрая память о прекрасных мгновениях покоя и счастья.
Книга сама легла в руки, почти ласкаясь, как кошка-гулена. А вместе с ней нашлись стеклянные колокольчики на выцветшей шелковой ленте — подпевалы ветров. Тоже маленький презент Вилдайра. Он сказал что-то вроде: «Ты смеешься так же звонко», а Джоне от их тихого перезвона становилось грустно. Может быть, потому, что сделаны они были на острове Конрэнт и мастер-стеклодув, ничтоже сумняшеся, придал каждому форму цветка вереска. «Кэдвен, кэдвен, кэдвен!» — пели колокольчики, напоминая о названной сестре, о Грэйн.
«Грэйн, Грэйн, Грэйн!» — подтвердили они, с готовностью отозвавшись на легкое прикосновение.
А ночью подул ветер с северо-запада, уже по-осеннему промозглый и недобрый, зато сильный. И принес в холодных пальцах подарок для Княгини Шанты, настоящий подарок — молоденького мичмана по имени Сэйвард эрн Кэдвен. Зеленоглазого, русоволосого, каждым жестом, каждым словом напоминающего о своей матери.
Джона сдержала отчаянное желание выразить свою радость от встречи в шурианском стиле — исполнением ритуального танца восторга, радостным визгом, заключением в объятия и многократным целованием и без того смущенного юношу в щеки.
— Здравствуйте, благородный эрн! Я бесконечно рада видеть вас в моем доме, — прощебетала Джойана. Но платочек к повлажневшим глазам поднесла и одинокую слезинку утерла.
По-женски расчувствовалась, вспомнив вдруг, как бодрствовала в ночь рождения Сэйварда двадцать лет назад, истово взывая ко всем духам морским и воздушным и к самой Матери Шиларджи, чтобы сестра Грэйн благополучно разродилась здоровым младенцем. Вот какой вырос, поди ж ты! Высокий, ладный, красивый. Гордость матери, судя по письмам владетельной эрны Кэдвен. Впрочем, чему тут удивляться, мать есть мать. Удивительно другое, что в сердце Грэйн нашлось место еще и для близнецов — мальчика и девочки. О рождении которых она сообщила в короткой записке: «Родила двойню. Чуть не сдохла. За браслетик спасибочки, сестренка». А еще говорят, что шуриа злопамятны. Но куда им до ролфи по части умения поминать старое!
