— Нет, — почти беззвучно ответил канцлер, глядя куда-то в пространство.
— Росс… послушайте… — взмолился Раил.
— Нет!!!
Так не должно говорить с императором, так нельзя отвечать государю: кричать в лицо во все горло. Джевидж мгновенно взял себя в руки.
— Мой сын — не маг, и даже если бы вы оказались правы — я не откажусь от Фэйм, — отрывисто бросил он. — Я предпочту опалу, изгнание или повешение как предателя, если вам так угодно.
«Значит, женщина тебе дороже империи. Жаль».
— Она вас околдовала, — печально вздохнул Раил.
— Пусть! Она. Моя. Жена.
Плотно сжатые белые губы, горящие лихорадочным огнем глаза, пальцы, стиснутые в кулаки до судорог, — он всегда был таким, он никогда не отрекался ни от чего в своей жизни. Даже от первой жены — презренного, слабовольного существа с нравом блудливой кошки. Сколько его уговаривали развестись с Ранвинэл? Да постоянно. Но Росс даже слышать не хотел. «Я по доброй воле женился на ней, — говорил. — Никто меня не заставлял. Она останется моей женой до конца!» Отсюда же признание бастарда — Ольрина. Любой выбор, сделанный Джевиджем, навсегда оставался с ним — без сожалений, без раскаяния, без терзаний.
К своему ужасу, Его императорское величество отчетливо углядел холодное безумие в серых глазах Росса, такое себе расчетливое, изысканное сумасшествие, эстетское помешательство на женщине, которое не имеет ничего общего с банальной любовью. Любовь?! Тьфу! Она живет самое большее три года и умирает медленной смертью от удушья. Оказывается, Джевидж не влюблен, он — безумен.
В докладных записках лорда Урграйна упоминалось о странном отношении лорда канцлера к сыну, почти неприятии, почти отречении, но, по всей видимости, на миледи странности не распространялись. Они с Лласаром ошиблись, причем самым роковым образом. А ведь хотели сделать как лучше. Раил никогда не отличался особым человеколюбием, но собственноручно умертвить старинного, загнанного судьбой в угол друга он не мог. Не мог себя заставить, если сказать точнее.
— Я не позволю вам сейчас подать в отставку, я не хочу рушить вашу жизнь, я вообще не желаю вам зла, Росс, но вы не оставляете мне выбора, — медленно молвил император.
Джевидж напрягся, закостенел каждой мышцей, обратившись в каменное изваяние. Все-таки это был приговор, и звучал он так:
— Если вы меня обманули, если Диан родился магом, то правда всплывет, и тогда вы оставите свой пост и удалитесь вместе с семьей в добровольную опалу в родовое имение. Не будете никоим образом участвовать в политической жизни, перестанете поддерживать отношения со своими союзниками в Совете Лордов. Это будет огромной утратой для всего Эльлора, утратой для меня, но закон будет соблюден.
— Я согласен, — кивнул Росс, ни мгновения не раздумывая. — Я клянусь…
— Знаю. Нет нужды в клятвах, — оборвал досадливо император.
Тишина придавила всех троих, изрядно смахивая на тяжелую крышку саркофага. Росс безучастно глядел в окно, не шелохнувшись и даже не моргнув. Глава Тайной службы перебирал бумаги, а Его императорское величество с несвойственной горячностью терзался чувством вины. Провокация не удалась, и в глазах Джевиджа он как сюзерен и друг только потерял. Понять Росс поймет, ибо не первый год знакомы, но не забудет.
— Теперь мы можем вернуться к насущным делам, — решительно заявил Раил, чувствуя, как ненормально надолго затянулось молчание. — У командора Урграйна есть некоторые интересные факты относительно дамодарской секты «богоявляющих». Вам, Росс, это будет особенно любопытно.
— Разумеется. Я давно озабочен данной проблемой.
Проклятие! Самообладанию Джевиджа можно было искренне позавидовать, а заодно и поучиться, как держать удар.
— Возрождение веры в Огнерожденного в Дамодаре может означать только то, что тамошние теократы окончательно утратили доверие народа, — рассуждал как ни в чем не бывало командор. — На взгляд нашей аналитической службы, все идет к смене власти.
— Тогда неплохо было бы предпринять все возможные усилия, чтобы новые власти Дамодара оказались более лояльны к Эльлору, чем предыдущие.
Голос у Джевиджа был глуховат, но пронзительная нота отчаяния в нем отсутствовала напрочь.
«Он считает, что просто не доживет до опалы», — догадался Раил в последний момент.
Под тоненькой, морозной корочкой самоконтроля текла огненная лава тягучей, неправедной обиды, где-то еще глубже таилось горькое разочарование, под ним — какое-то извращенное удовлетворение. Все это многослойное безумие покоилось на базальтовом ложе спокойной логики и разума, а где-то между слоями столь сильных чувств корчилась измученная совесть. Когда знаешь, что уже ничего не вернуть, когда некого винить в бедственном положении дел, следует дать себе труд поразмыслить над случившимся и, если угодно, извлечь крошечное зернышко истины, какой бы жестокой и нелицеприятной она ни была.
Выйдя от императора, Джевидж быстро сунул себе под язык пилюлю, чтобы предупредить возможный припадок. Профессор сказал, что это снадобье на крайний случай, такой, как сейчас. Нет времени дергаться в судорогах, надо думать, и думать быстро.
На поверхности лежала обыкновенная бдительность Раила, его неуемное желание держать под контролем всех и вся, проверять на лояльность даже самых близких. К такому подходу Росс привык и даже особенно не возражал. После того, что произошло три года назад, когда колдуны сумели даже канцлера подменить на самозванца, все связанное с магией закономерно вызывало у императора вполне объяснимый приступ подозрительности.
Джевидж рассуждал четко: Кориней клялся, что, по крайней мере, до трех лет никто из магов без сложнейшего ритуала и мощных артефактов не сумеет распознать в Диане чаровника. Никто! В том, что толстый профессор все время крутится возле ребенка, был свой плюс, он ни за что не подпустит к младенцу другого колдуна. Стало быть, император и командор решили идти ва-банк наугад. Ничего они не знают точно. И теперь благодаря откровенной и наглой лжи у Росса появилась небольшая фора, чтобы подготовить преемника, довести все свои дела до логического конца. Он слишком долго оставался при власти, чтобы не понимать — империя без Джевиджа обойдется. Другой вопрос — сумеет ли Джевидж жить без империи? До появления Фэйм думал, не сможет, а после… Если судить по тому, с какой легкостью он солгал императору, то, выходит, задачка не такая уж неразрешимая.
Подноготная случившегося тоже не великая тайна: Раил не простил. И — нет, вовсе не скрытность или откровенную ложь. Все — люди взрослые, все понимают — доброй волей никто голову под удар не подставит, в натуре человечьей искать обходных путей и лазеек, как огня страшиться правды и всеми силами оттягивать миг расплаты. К тому же государь лучше прочих знает, что Джевидж предан ему и присяге. В знак признательности за годы служения и верности во всем можно закрыть глаза на букву закона. Слово монаршее по-прежнему могучий барьер перед любыми нападками. Раил всегда мог пожать плечами и сказать: «Ну и что? Пусть трудится на благо Эльлора», и никто не посмел бы возразить. Но такая банальность — Его императорское величество не простил канцлеру предосудительный брак с мажьей вдовой. Официально считалось, что это Росс — самый непримиримый противник чародейства в Эльлоре. Это его яростно клевал Ковен, на него слались цветистые проклятия, к нему подсылались убийцы и големы, но его нелюбовь к магам по сравнению с чувствами Раила Второго Илдисинга выглядела смешным беззлобным предрассудком. Неуязвимого перед любым волшебством наследника Ведьмобоя с детства преследовал один и тот же кошмар, приключившийся с ним в детстве, — столь желанный, три года выпрашиваемый у строгого отца, пушистый щенок на глазах превращается в брызжущее ядовитой слюной чудовище и бросается на мальчика-принца. Заколдованная тварь перекусала с десяток человек, прежде чем стража ее убила, а Раила спасла нянька, закрывшая наследника собственным телом.
