— Я постараюсь…
По привычке, глядя на уезжающего мужа из окна гостиной, леди Джевидж задумчиво кусала костяшки пальцев. Любимый супруг загадал ей новую загадку. Надо знать его властолюбивую и амбициозную натуру, достаточно однажды увидеть, с какой страстью он набрасывается на очередную проблему, чтобы брать на веру легкость, с которой дано недавнее обещание уйти на покой. Росс не создан для тихой незаметной жизни в провинции, и он лучше остальных знает о своих… хм… душевных склонностях. Если три года назад он из двух спутников — женщины и юноши — создал армию, а потом незаметно, но настойчиво превратил всех домочадцев в личный отряд, то лишь потому, что не имел возможности развернуться в полную силу. Он по-прежнему влюблен в свою Большую Игру — политику, как и десять лет назад, бредит новыми идеями и время от времени отчаянно замахивается на будущее, глядя только вперед. Россу всего-то сорок четвертый год пошел — для государственного деятеля самое начало расцвета.
Фэйм нервно забарабанила пальцами по стеклу, изо всех сил сдерживая желание закурить от волнения. Ее радость иссякла тоненьким ручейком в горячих песках нехороших подозрений. Что-то случилось, причем совсем недавно, возможно, даже вчера, решила она. Что-то заставившее мужа вспомнить о Виджмаре как о лучшем пристанище после завершения карьеры. Никаких сомнений, поместье — место замечательное, сельская жизнь много полезнее для хрупкого здоровья Росса, чем столичная суета, а детям там будет просто великолепно, и все же только самые серьезные причины могли подтолкнуть Джевиджа к разговору об уходе на покой.
«Что случилось, Росс Джевидж? Что произошло у Раила? Что он тебе сказал такого?» — безмолвно вопрошала Фэймрил, наматывая круги вокруг обеденного стола. За суматохой из-за покушения он так и не поведал о причине срочного вызова к императору, а она настолько переволновалась по той же причине, что забыла расспросить подробно. Ночью они крепко-крепко прижались друг к другу и в молчании лежали без сна. Смерть снова промахнулась — это главное. Нужны ли тут слова или какие-то иные объяснения? Вполне достанет мерного дыхания, родного запаха и тепла, чтобы ощущать себя живыми.
Самое простое и самое опасное предположение о разговоре во дворце Фэйм решительно гнала прочь, запретив себе даже думать о том, что император каким-то образом догадался про сущность Диана, но коварная мыслишка впивалась иголкой в сердце. Даже до такой затворницы, как леди Джевидж, доходили слухи и сплетни. К откровенному поклепу ей было не привыкать, но, когда сплетня настолько близка к истине, поневоле становится… Нет! Не страшно, а жутковато и очень неуютно. Неопределенность выедает изнутри, словно червяк переспелое яблоко, оставляя после себя гниль тревоги.
«Это все материнские тревоги, — твердила себе Фэймрил. — Ниал не ошибается, он точно знает, чего ждать от будущего мага. Не выдумывай ужасов! Слышишь?! Не смей!» Но воображение уже рисует всякие страшные картины: науськанный советниками Конклав требует освидетельствования, в дом являются суровые рестрикторы и проводят с малышом обряд, тайна раскрывается, и… Затем следует чудовищный скандал, в результате которого Росса вынуждают подать в отставку. А там и до опалы недалеко. Простит ли он Диану, простит ли он ей подобную карьерную катастрофу? Этого никто не знает.
Фэйм сама не заметила, как добежала в детскую, очнувшись от тягостных мыслей уже возле колыбели. Маленький Джевидж безмятежно спал с фамильным упрямым выражением на круглой мордашке. Надо заметить, суровый младенец — это весьма забавное зрелище: насупленные брови, плотно сжатые губы по контрасту с толстыми щечками. Миледи тихо рассмеялась, любуясь сыном.
«Ну какой из него маг, скажите на милость?»
Словно услышав мысли матери, Диан открыл глаза и тут же расплылся в беззубой улыбке. Точь-в-точь такой же обаятельной, как у его отца, и грозящей со временем превратиться в сокрушительное оружие против любого недоброжелателя, едва мальчишка подрастет и научится ею правильно пользоваться.
— Хочешь к мамочке на ручки?
Естественно, Диан хотел на ручки. Как можно сомневаться? Такая замечательная возможность посмотреть на новый для него мир, чтобы ее упускать. Младенцы, они просто маленькие, но совсем не глупые. Опять же, врать и притворяться равнодушными к тем, кого любят, взрослые их научат гораздо позже. Возможно, Диан и унаследовал от папаши скрытность, ослиное упрямство и мизантропию, но пока, с разрешения присутствующих, воспользуется возможностью открыто выражать свои чувства и желания — простые и легко исполняемые. Так что пусть мама-миледи будет так любезна и возьмет его на ручки.
— А кушать будем? — спросила Фэйм, усаживаясь на кресло-качалку и расстегивая кофту на груди.
Диан поглядел на мать с выражением крайнего и нескрываемого изумления. Как? Есть такие дети, которые не хотят есть? Быть такого не может! Так пренебрегать своими прямыми обязанностями?! Стыд и позор на младенческие волосенки! Само собой, он не собирается отказываться от еще одного завтрака и высосет все молоко до последней капли. У него работа такая — хорошо кушать и расти, и он исполняет ее со всей фамильной тщательностью. Совсем как отец — свою.
— Я не знаю, кто из него вырастет, но это будет весьма обстоятельный и целеустремленный человек, — оценил старания малыша Ниал, перед отъездом в университет решивший заглянуть к любимцу.
Он тяжело опустился в пустующее нянькино кресло и вытянул ноги. Неумеренность в еде все больше и больше сказывалась на ширине профессорской талии.
— К тому же очень серьезный, — согласилась Фэйм и, чуть подумав, добавила: — Мне кажется, у Росса что-то случилось.
— Случилось. На него вчера снова напали, — пожал плечами Кориней.
Тогда леди Джевидж поделилась своими наблюдениями и тревожными выводами.
— Никто, кроме меня, вас и самого Росса, не знает правду о малыше. Не забивайте себе голову беспочвенными измышлениями, детка моя. Его императорское величество мог отчитать вашего супруга по множеству поводов, начиная от недавних высказываний в Совете и заканчивая шиэтранским великокняжеским недовольством. Росс — человек мнительный, вот и надумал себе обиду.
Ниал говорил самым обыденным тоном, но от Фэйм не укрылось его беспокойство. Профессор же не дурак, и его любимое слово из четырех букв вовсе не обозначает то место, которым он привык думать. Как всякий ученый-естествоиспытатель, он чрезвычайно внимателен к мелочам.
— Ваш муж отнюдь не чувствует себя стариком, деточка, поэтому так легко бросается планами на грядущую старость. Уж поверьте мне, — вздохнул Ниал. — Я вот стараюсь в послезавтрашний день не заглядывать. Он все равно наступит, а меня в нем может уже и не быть.
«Он вообще не планирует до нее дожить, до вашей пресловутой старости», — загрустила Фэйм, но вслух возмущенно фыркнула на профессора:
— Вот еще! Вы специально меня расстраивать пришли, да? А меня нельзя печалить, если помните.
— Миледи, деточка! Помилуйте! — смешно вскинул пухлые ручки Кориней.
Они так давно и упоенно играли в настоящую семью, что уже и сами поверили в свое единство. Взрослые и юные, здоровые и больные, отрекшиеся и присягнувшие — им всем отчаянно хотелось каждый вечер возвращаться в шумный дом на улице Илши-Райн, встречать друг друга теплыми словами, сидеть за одним столом, говорить и слушать. И чтобы в гостиной вечерами горел свет, Фэйм играла на рояле, Кайр дурачился с Кири, Ниал дремал возле камина, Росс, опустив очки на кончик носа, читал и комментировал газетную статью. А еще совершенно необходимо, чтобы Морран и Касан азартно играли в карты, под ногами у них лежал Рико, а мимо бегали горничные. Чтобы дворецкий пригласил всех отужинать, а после трапезы дружными аплодисментами встретить кудесницу Биби Джетенгру, придумавшую новый десерт: вкусный, питательный, идеально подходящий для больного желудка хозяина дома. И только Диан Джевидж не играл в сложные взрослые игры, не придумывал правил, он точно знал — так и должно быть, и все эти люди — его самая настоящая семья. И нечему тут дивиться. Маленькие будущие волшебники, они знают.
