Они вышли на улицу и по полю направились к лесу, там под прикрытием кустов стояла машина, которую невозможно было заметить с дороги.
— Тяжелый, черт его побери, — пробормотал Стресс, берясь за край мешковины, в которую был завернут мертвый охранник Сивакова.
— Что ж поделаешь, если трупаки сами не ходят.
Тормоз ухватился поудобнее и взвалил край свертка на плечо. Пошатываясь под тяжестью ноши, мужчины мелкими шагами двигались по полю. На фоне черного ночного неба вырисовывалась невысокая кирпичная труба котельной, из которой то и дело вылетали искры и тут же гасли.
— Да, раскочегарили ее мы с тобой, словно домну или мартен какой.
— Лишним жар не будет.
Вспотевшие, злые Стресс и Тормоз втащили в котельную завернутый в мешковину труп, бросили его на пол.
— Нечего ждать, — торопил Стресс, — засунем в топку и дело с концом. Вдруг кто придет. А потом передохнешь, слышь, Тормоз.
— Нет чего передыхать, — Тормоз вытирал вспотевшее от напряжения и жара, идущего из топки, лицо, — Коляна еще тащить надо.
— Да уж, сам он тоже не придет, т — лицо Стресса помрачнело. — Давай этого вкинем, нечего ему на полу лежать.
Мужчины вновь ухватились за грязную мешковину и попытались втолкнуть труп в топку. Жар шел такой, что Стресс чувствовал, как у него на голове потрескивают волосы.
— Погоди, — он изловчился, снял с вешалки вязаную шапку, испачканную мазутом, натянул по самые глаза, — в аду, наверное, похолоднее будет.
Помогая себе коленом, он все-таки просунул голову покойника в широкое отверстие топки и зло зашипел:
— Толкай, толкай!
Когда снаружи остались торчать только ноги, Стресс ухватил длинный металлический багор, и вдвоем с Тормозом они затолкали труп на решетки колосника, закрыли дверцы, переглянулись.
— Пошли за Коляном На этот раз свой груз они несли более бережно, хоть и весил он побольше, все-таки с Коляном был завернут и пес. Говорить особо не хотелось, и Тормоз и Стресс прекрасно понимали, что на месте дружка мог оказаться любой из них. Им просто повезло, что Сиваков указал псу рукой не на них, а на Коляна.
— Вроде бы дым белее стал, — Стресс глянул на верх трубы, четко очерченной в ночном небе.
— Человек, как огурец, — заметил Тормоз, — процентов на девяносто из воды состоит. Вот пар и валит — Рановато еще, не прогрелся он.
— Какое рано Там, черт-ти знает что от горящего угля делается На этот раз Стресс и Тормоз действовали более осмотрительно — сперва засунули в топку две доски, смолистая еловая древесина тут же занялась огнем.
Взгромоздили на них труп и, кряхтя втолкнули вместе с досками в топку. Переглянулись. Тормоз неумело перекрестился, Стресс стянул с головы и сжал в кулаке грязную вязаную шапочку.
С полминуты они постояли перед топкой молча, навытяжку — Пусть земля будет тебе пухом, Колян, — проговорил Стресс.
— Каким пухом! — возмутился Тормоз, — мы ж его не в могилу закапываем, надо говорить — мир праху твоему.
— Мир праху твоему.
— Аминь.
Любопытство брало верх над брезгливостью и осторожностью.
— Не закрывай дверцу, — попросил Стресс, выдвигая на середину помещения скамейку и садясь на нее, хлопнул ладонью по доске, — и ты садись.
Тормоз принес водку, два маленьких стаканчика.
— Закуси не брал, в горло не полезет, или тебе прихватить?
— Нет, но примем по пятьдесят грамм за упокой души. И все.
Водка полилась в стаканчики, мужчины не чокаясь выпили — Ему покропить надо, — Стресс поднялся, прикрывая лицо ладонью от жара, приблизился к топке, швырнул бутылку в ревущее пламя.
— По-человечески мы тебя проведем Колян.
— Никогда раньше не видел, как люди горят, — мечтательно проговорил Тормоз, не отрываясь глядя в пламя.
— Мне отец рассказывал, как раньше было, — перебил его Стресс, — тогда только в Москве первый крематорий построили, до войны еще, так там глазок был. Родственникам разрешали смотреть, а потом запретили.
— А почему?
— Там же электричеством жгли. Так вот мертвецы в гробах садились, руки поднимали…
Тормоз поежился.
— Родственники как увидят, кричать начинали:
Живой еще! Вытаскивайте его оттуда!
— Ни хрена себе.
— Вот так.
Мешковина уже давно обгорела, как и одежда на Коляне, как и шерсть на собаке. Охранник Сивакова успел обуглиться. А вот сам Колян не хотел сгорать спокойно.
— Точно! Ты смотри! Ноги поджимает! — Тормоз сцепил руки, его била дрожь.
В топке зашипело, над пустой глазницей Коляна поднимались и лопались радужные пузыри.
— Твою мать… — только и сказал Стресс, — зря мы туда водку бросили. Самим бы хлебнуть не помешало.
— Так не смотри, — резонно заметил Тормоз, — все лучше сразу в огне сгореть, чем в земле гнить.
— Не скажи. Не по-христиански это. Надо потом хоть немного пепла из топки вытащить и похоронить где-нибудь — Зачем?
— Чтобы память была.
И все-таки Стресс не выдержал, захлопнул дверцу топки, ему казалось, что котельную наполняет приторный запах жаренного мяса. Хотя тяга была отличная и весь дым уходил в трубу.
Теперь они не видели того, что происходит в топке, но звук, так похожий на звук жарящегося на мангале мяса, пронизывал сознание обоих бандитов.
— Нет, что ни говори, Стресс, а шашлыки я больше есть не смогу. Никогда в жизни.
Стресс вздохнул.
— Брезгливый ты, Тормоз…
Лишь через два часа Стресс рискнул открыть дверцу. Уже ничего не говорило о том, что вместе с углем в топке сгорели два человеческих тела и мертвый пес. Перегоревшие кости рассыпались. На всякий случай Тормоз еще поворошил багром пышущее жаром нутро топки и внимательно осмотрелся. Следов они никаких не оставили, кровь, покрывавшая мешковину, в которую был завернут Колян, спеклась и пола ни испачкала — Вот и все. На небо они втроем полетели.
— А кто третий?
— Пес, дурак.
Стресс заглянул в каморку, кочегар спал беспробудным сном.
— Хорошо жить на свете, когда много не знаешь.
— Так и жил бы, — передразнил его Тормоз.
Забыв о своем намерении прихватить пепел дружка, Тормоз и Стресс вышли на улицу. Ночь близилась к концу, об этом говорило чуть посеревшее небо.
— Небось еще двоих придется завтра везти. — Поморщился Тормоз, садясь за руль.
