— Сейчас пойдешь и соберешь, дорога неблизкая, лететь нам часа два, а то и больше, так что придется тебе попотеть, раз мозги не сработали на земле.
Сильвестр стоял за спиной у пилотов, по его лицу катился пот. Пальцы правой руки Курта уже цепенели, он понял, что еще может держать гранату минут пять от силы десять, его рука не железная, не кузнечные тиски. Пальцы уже начали немного подрагивать, а в кончиках и под ногтями было такое ощущение, что пальцы протыкают тонкие иголочки.
Курт выругался, посмотрел на свою руку, сжимающую гранату, затем взял мальчишку-казаха за плечо.
— Вы стойте здесь, а я пойду избавлюсь от нее, а то пальцы немеют, — и толкая перед собой левой рукой дрожащего мальчика, Курт двинулся к грузовому отсеку.
Он долго возился с дверью, наконец, смог ее открыть и заглянул в полумрак грузового отсека, где горела лишь одна маленькая лампочка.
— Иди вперед, не бойся, иди к той двери, вон к той стенке.
— Дядечка, дядечка, — мальчик обернулся, запрокинул голову, — не бросайте меня вниз, не бросайте.
— Да не бойся ты, ублюдок казахский, щенок, никто тебя бросать не собирается. Будь рядом со мной.
Подойдя к двери, Курт принялся ее открывать левой рукой. Пистолет он засунул за брючный ремень, автомат болтался на плече. Открывать дверь левой рукой было неудобно, тем более уже ныли пальцы правой и это выводило Курта из себя. Наконец, он смог это сделать. В самолет со свистом ворвался холодный воздух, Курт даже отшатнулся.
Мальчишка закричал:
— Дядя! Дядя! Не бросай!
— Заткнись, урод! — перекрикивая рев моторов рявкнул бандит.
Он высунул руку в открытую дверь и попытался ее разжать. Но пальцы настолько оцепенели, что не хотели слушаться.
— Мать твою так! — выругался Курт, но граната словно прилипла к руке. — Да будь ты неладна, сука долбаная!
Наконец, пальцы разжались, Курт с облегчением вздохнул, тряхнул рукой. Мальчик-казах стоял рядом с ним, дрожа, как осиновый лист, он был уверен, что этот злой небритый дядька выбросит его из самолета и он полетит вниз и будет падать долго-долго, и его сердце разорвется от страха раньше, чем он долетит до земли. Курт захлопнул дверь и повернул железную ручку.
И именно в этот момент из темного угла из-за коробок, в которых лежали наркотики, как зверь, бросился на него Комбат и нанес сокрушительный удар рукояткой пистолета по голове. Но, наверное, провидение было на стороне бандита, а может быть, сам дьявол решил защитить Курта. Как раз в этот момент самолет дрогнул, его качнуло, и удар Комбата, который должен был уложить Курта на месте, а на меньшее Комбат не рассчитывал, лишь сорвал кожу на затылке бандита.
Курт развернулся, мальчишка-казах упал и покатился, Курт тоже падая, выхватил пистолет.
Но Рублев, которого переполняла ярость и бесконечная злоба, нанес Курту удар кулаком левой руки. Удар пришелся в шею, прямо под нижнюю челюсть. Курт захрипел, Комбат навалился на него и дважды ударил головой о дверь, затем вырвал пистолет из рук и повернулся к мальчишке, прижав палец к губам.
— Тише, тише! Не кричи! Слушай друг, ты уже большой. Подойдешь сейчас к двери и скажешь тем, что дяде стало плохо, чтобы кто-нибудь ему помог. Ты понял?
Мальчишка заикающимся голосом пытался что-то сказать. Но Комбат понял, что времени у него в обрез, и опять горячо, но сурово зашептал на ухо ребенку:
— Подойдешь к двери и позовешь кого-нибудь из взрослых. Кстати, сколько их?
Мальчишка показал три пальца.
— Что там еще три бандита? Их трое?
По расчетам Рублева бандитов должно было быть трое, Курт сейчас лежит в бессознательном состоянии. Комбат перевернул его лицом вниз и ремнем от автомата быстро крепко-накрепко связал Курту руки, понимая, что тот может прийти в себя, затем опять перевернул на спину и затолкал в рот грязную тряпку.
— Иди, малыш, иди. Позови кого-нибудь.
— Эй, дядя, — закричал мальчишка, обращаясь к Сивакову, но тот из-за рева самолетных моторов не услышал его тонкого голоска. Тогда мальчик побрел.
Сиваков вдруг повернул голову, увидел открытую дверь, грузовой отсек и мальчишку, медленно бредущего к нему.
— Там дяде плохо.
— Что-что? — крикнул Сиваков.
— Дяде плохо. Живот…
Про живот Комбат мальчишке ничего не говорил, это была детская фантазия, но очень похожая на правду, тем более произнесено это было вполне натурально.
«Перепсиховал, да еще водка, — подумал Сиваков, — волнение и водка, вот его и выворачивает».
— Ладно, пойду гляну. Сильвестр, Курту плохо, тошнит, наверное, блюет в грузовом отсеке. Пойду гляну, что к чему. Может, наркоты нанюхался.
— Давай.
* * *
Звено истребителей с военного аэродрома уже шло на перехват транспортного самолета. Это были четыре «МиГа», за штурвалами которых сидели летчики-казахи. Они получили задание от командира полка уничтожить транспортный самолет. А зачем они должны его уничтожить, летчики не задумывались, они обязаны выполнять приказ. До цели по расчетам было минут восемь-девять лету.
— С земли поступило подтверждение, что курс истребителей правильный.
* * *
«Ну и слабак же ты, Курт, — идя к двери грузового отсека, думал Сиваков, — вот мне хоть бы что, хотя и волнуюсь не меньше твоего. Слабак! Слабак».
Сиваков был рад, что хоть в чем-то он превосходит Курта. Но едва он переступил невысокий порог и сделал шаг в полумрак грузового отсека, ему под ребра с левой стороны уперся ствол пистолета.
Сиваков судорожно дернул головой и увидел немигающие глаза незнакомого мужчины и сведенные к переносице брови. Выражение лица было мрачным и не предвещало ничего хорошего.
— Если ты шевельнешься или пискнешь, я пристрелю тебя на месте. Если хочешь жить — молчи.
— Кто ты? — выдавил из себя Илья Данилович.
Это и решило его судьбу, короткий и резкий удар в пах буквально подбросил Сивакова в воздух и, падая, он получил еще один удар пистолетом по затылку. Но с грохотом упасть Комбат ему не позволил. Он, его, как пластиковый мешок с дерьмом, которое человек опасается разбрызгать, аккуратно оттащил в угол, за коробки с наркотиками и забросил в ящик, затем задвинул крышку, несколько мгновений подумал и защелкнул замки.
— Полежи на моем месте, может быть, тебе там понравится.
«Ну, Комбат, остался еще один. И с ним ты должен разобраться. Он один, и ты один», — в третьем лице подумал о себе Борис Рублев.
* * *
На экранах радаров боевых истребителей, идущих на перехват цели, уже высветилась яркая точка.
