— Я думаю, это когда кишки заворачиваются бубликом, и живот сильно болит.
— Надо тогда поменьше щавеля и алычи есть, — решили мы.
И тут Маринка вспомнила, чего хотела нам рассказать.
— Вы представляете, девочки, к Инге с первого этажа приехала тетя. Показаться врачу по нервам. Мне вчера вечером Инга рассказывала. Знаете, как она разговаривает?
— Кто, Инга?
— Нет, тетя.
— Как?
— Вот так: «Инга, передай мне хр…»
— Чего хр…? — заволновались мы.
— Хр… — это заснула, понимаете? Храпит. Она, допустим, сидит за столом и говорит: «Инга, передай мне хр…», — а Инга терпеливо ждет, пока тетя проснется и наконец скажет, чего ей надо.
— Да ладно! — выпучились мы.
— Клянусь! — Маринка показала растопыренные руки и высунула язык. — Видите? Я язык не прикусила, и пальцы не скрестила, и ноги у меня стоят ровно, и даже пальцы на ногах вразброс! Ничего не скрестила!
— А Инга?
— И Инга ничего не скрестила, я специально проверяла.
— Чтожеделать, чтожеделать! — заволновались мы. Нестерпимо захотелось хоть краем глаза взглянуть на Ингину тетю.
— Я сегодня поправлюсь, а с утра мы придумаем, как сходить и посмотреть на нее, ладно?
— Ладно.
Мы посидели еще с полчасика, полюбовались содержимым их домашнего бара, принюхались ко всем початым бутылкам, потом надушились духами Маринкиной мамы и пошли домой — обедать.
Когда зашли в квартиру, наткнулись на ботинки деда. Его обувь мы бы узнали из тысячи других пар — в любое время года она была густо нагуталинена и доведена щеткой до зеркального блеска. Рядом с ботинками деда стояли низенькие белые лодочки Ба.
— Вырядилась, — хмыкнула Манька.
Первым делом мы заглянули на кухню, попить воды. Мама сновала между плитой и разделочной доской, нарезала закуску, подогревала обед.
— Здрасьти, Тетьнадь, — ткнулась лбом ей в живот Манька.
— Здравствуй, Манюнечка, — погладила Маню по волосам мама.
— А где Ба?
— Они с дедом и бабулей на балконе, дома им душно. Идите, поздоровайтесь, поговорите с ними, пока я на стол накрываю.
Мы уже собрались идти на балкон, но тут на кухню влетела Ба и со словами: «Надя, я так больше не могу», — рухнула на стул и мелко затряслась в хохоте.
Мы сразу поняли, что так развеселило Ба. Дед, несмотря на два высших образования, из рук вон плохо говорил по-русски, а бабулин беглый русский не понимал вообще. Бабуля, в свою очередь, стеснялась сидеть при нем в слуховом аппарате, поэтому вечно отвечала невпопад. К тому же у деда было труднопроизносимое для нашей русской бабули имя — Драстамат Арутюнович. Мы не раз предлагали бабуле называть его просто кумом, но она не соглашалась и с завидным упорством штурмовала имя деда.
Мама называла их разговоры «Кафка отдыхает».
Мы тихонечко прокрались в детскую и, затаившись за шторами, стали подслушивать светскую беседу деда и бабули.
— Как здаров? — любопытствовал дед.
— Погода? Погода, Дарстармарк Артутюнович, в Кировабаде очень жаркая, — зачастила с готовностью бабуля. — Иногда по ночам плюс сорок, вы можете себе такое представить? Приходится заворачиваться в мокрые простыни. Они хоть на какое-то время, но спасают от духоты.
Бабуля сделала скорбное лицо и покачала головой.
— Харош! — задвигал бровями дед. Он смутно понимал, что бабуля отвечает не совсем по существу, но направить разговор в нужное русло не мог — не хватало лексикона. — А как син? — поинтересовался дед.
— Дорога? Дорога, Дарстрамак Аратюндович, была совершенно изумительной! Мне повезло с водителем «ПАЗика», такой оказался обходительный мужчина Гарик-жан! Он нарушил маршруг и довез меня до дома, представляете?
Дед заметно оживился. В бабулиной тираде он опознал аж три знакомых слова — «ПАЗик», Гарик и маршрут. «Так, — подумал он, — видимо, кума ехала на автобусе, и водителем был Гарик. Только который Гарик, усатый или внук рябого Смбата? Как бы уточнить?»
— Да! — сделал неимоверное лингвистическое усилие дед. — Гарик бил с ус? — И повел над губой пальцем, показывая очертания Гариковых усов.
«Вон оно как, — пошла путем логических измышлений бабуля, — показывает возле рта, значит, имеет в виду сына, Юрик ведь стоматолог!»
— Юрик-жан прекрасный зять, Дырбырдыр Арудрюнович, вы воспитали замечательного сына, мой зять — золото! — отрапортовала она.
Дырбырдыру Арудрюновичу ничего не оставалось, как растерянно крякнуть.
— Деда, — не вытерпела сидящая на коленях у бабули Гаянэ, — вы оба шамашедшие, да?
Ба корчилась на нашей кровати, из последних сил сдерживая мучительный приступ смеха.
— Надя, — рыдала она, — это что же такое творится, а? Что за праздник души такой?!
— Ыхыхыыыы, — мама выползла на балкон и по очереди расцеловала деда с бабулей, — счастье-то какое, простите меня, любимые мои, но счастье-то какое, господи!
ГЛАВА 12
Манюня подглядывает за Ингиной тетей, или Как мы собирались в пионерлагерь «Колагир»
Мама выделила нам с Каринкой один чемодан на двоих.
Чемодан был новый, большой, вполне себе солидный, с малепусеньким ключиком и кодовым замком в двухзначное число.
Вооот.
Надеюсь, никто не станет спорить, что один чемодан на двоих — это отличный повод для смертоубийства. По крайней мере — для нормальных среднестатистических советских детей.
Сначала мы подрались просто так, от переполняющих нас чувств. Манька, как опытный рефери, какое-то время бегала вокруг, а когда увидела, что дела плохи и Каринка вот-вот вырвет мне кадык, навалилась на нее и оттащила в противоположный угол комнаты. Через минуту мы снова сцепились, потому что никак не могли решить, у кого вещи в чемодане будут лежать справа, а у кого — слева. Потом мы подрались из-за ключика. Потом мы подрались, потому что мирным путем выбрать цифровую комбинацию на кодовом замке у нас не получалось.
А потом на шум прибежала мама, вывернула нам уши, отобрала ключ и установила код 27.
— Ты родилась 14-го, а ты —13-го, в сумме будет 27. Ясно?
— Но… — запричитали мы.
— Никаких но! — дыхнула огнем мама. — А будете плохо себя вести, в «Колагир» не поедете.
В «Колагир» хотелось всем, поэтому мы старались вести себя по возможности тише воды, ниже травы. Вот и сегодня, как только контуженный светским разговором с бабулей дед вернулся к себе на работу, мы оставили взрослых в гостиной, а сами заперлись в детской. День провели в героической тишине, шушукались об Ингиной тете, по пятьсот раз перепрятывали Каринкины рогатки и мечтали о том, как здорово мы проведем время в пионерлагере с таинственным названием «Колагир».
