– Как это? – встрепенулись мы.
– Вот смотрите. – Ба вытащила веник и продемонстрировала нам замысловатую вязку у основания черенка, из которой расходились в разные стороны стебли. – Видите, как все придумано? Главное – зафиксировать перья, а дальше дело техники!
При слове «техника» я всполошилась:
– Может, дядю Мишу попросить?
– Чего попросить?
– Ну про технику. Ты же говоришь, что дело техники. А дядя Миша работает инженером. И этой техники у него навалом!
Ба прыснула и спрятала лицо в ладонях. Мы молча переглянулись, нам было не до смеха. Какой там смех, когда дела такие важные творятся – перья уже есть, а веера, совсем наоборот, нет! Отсмеявшись, Ба объяснила нам смысл выражения «дело техники». Мы хоть и не очень поняли, что она имеет в виду, но дружно закивали в ответ. Мы ж не глупые отвлекать Ба лишними расспросами, когда она пытается помочь смастерить веер.
– Может, веник разобрать? – заблестела глазами Каринка.
– Я тебе дам веник разобрать! – Ба открыла холодильник и какое-то время молча изучала содержимое полок, периодически повторяя себе под нос: – Таааактаааак-так.
Задумчиво уставилась на початую бутылку с вином. Вытащила корковую пробку, повертела ее в руках и восхищенно цокнула языком:
– Что бы вы без меня делали?
– Что бы делали? – дружно затрепетали мы.
– Вот я и спрашиваю – что?
– Умерли бы с горя? – снова подала голос я.
– Деточка, ты сегодня явно в ударе, – погладила меня по голове Ба.
– Ну да, – мигом отозвалась Каринка, – это от того, что я ее часто бью. Поэтому она в ударе. Постоянном.
– Чингисхан, ты снова за своё?
– Ну да!
– Ты у меня донудакаешься! – Ба хмыкнула, ушла в коридор, достала с нижней полки обувного шкафчика коробку с гвоздями и всякими другими строительно-ремонтными штуками.
– Маня, принеси из отцовской комнаты плоскогубцы. А ты, Чингисхан, за перьями сбегай. И смотри у меня, чтобы без разрушений!
Пока Каринка с Манькой бегали на второй этаж, я застелила кухонный стол газетой, чтобы мы ненароком не испачкали скатерть, а Ба включила газовую плиту.
Потом, затаив дыхание, мы наблюдали, как она, подхватив плоскогубцами гвоздь, накаливает его на огне и проделывает дырки в пробке.
– Без взрослых такие фокусы вытворять нельзя, ясно? – не забывала профилактически хмуриться Ба.
– Яа-а-а-а-а-асно! – нестройно гудели мы в ответ.
– Не слышу!
– ЯСНО!
– То-то!
Сначала мы дали пробке остыть. Далее обмакивали кончики перьев в клей и вставляли их в отверстия. А потом Ба аккуратно перевязала перья у основания суровой ниткой. Веер получился знатный – небольшой, но вполне себе пестрый, кудряво растопыренный во все стороны. Правда, перья держались на честном слове, поэтому мы не стали размахивать веером, а выставили его на Манином письменном столе и чинно-благородно ходили кругами. Любовались.
Любовались мы долго, минут тридцать. А потом нам это надоело, и мы порушили веер за считаные секунды, остервенело обмахиваясь направо и налево. Народное рукотворчество вообще не приспособлено к детскому обращению, чуть что – превращается в руины.
Курятник, конечно же, обиды не простил, поэтому каждый наш поход воспринимает как нашествие варваров. Жмется по жердочкам и прикидывается экспонатами какого-нибудь зоологического музея. Особенно прикидывается петух. Но мы относимся к такому поведению вполне с пониманием. Еще бы, мы бы тоже прикидывались экспонатами, если б на нас из-за угла крышками кидались да перья из хвоста в прыжке выдирали!
То есть совесть в целом у нас есть, вы не сомневайтесь. Но пользуемся мы ей нечасто. Наверное, бережем для более важных дел.
Ба с нами приходится совсем несладко. Пять девочек в одном доме – то еще испытание! Поэтому, если погода позволяет, мы возимся во дворе. Но март – очень капризный месяц, Ба вообще говорит, что у него семь пятниц на неделе. Поэтому чаще всего на улице непогода, и нам приходится проводить свой разрушительный досуг дома. Вот мы и носимся туда-сюда как угорелые. Ба периодически покрикивает на нас, но рассеянно покрикивает, потому что занята в основном Сонечкой. В Сонечке она души не чает. А всё почему? А всё потому, что подозревает в ней такие же черты характера, как у себя. Так и говорит: «Этот ребенок нам покажет еще, где раки зимуют». С нескрываемой гордостью говорит!
Наблюдать за ними очень забавно. Сонечка важно восседает на руках Ба, они ходят вместе по дому и ведут разные переговоры.
– Этото? – тычет Сонечка пальцем в желтенький кухонный абажур.
– Абажур, – мигом отзывается Ба. – Хочешь хлебушка?
– Неть.
– Скажи «абажур».
– Неть.
– Хмхм.
– Этото?
– Шторы. Хочешь попить?
– Неть.
– Скажи «шторы». «Што-о-оры».
– Забазюх!
– Чего-о-о-о?
– Забазюх! – Сонечка тычет пальцем в абажур.
– Ага. Хорошо. Только не забазюх, а абажур!
– Неть!
– Ну нет так нет, упрямое ты существо. Хочешь на горшок?
– Неть!
– Тогда еще раз скажи «абажур».
– Фто-о-о-оы!
– Чего-о-о-о-о?
– Фто-ы! – Сонечка показывает пальчиком на шторы и с укоризной смотрит на Ба. – Фтоы!
– Деточка, мы с тобой разговариваем как даун с имбецилом.
– Дя!
– Не, ну тебе надо было именно сейчас со мной согласиться!
Часам к семи возвращаются с работы дядя Миша с папой, и, если на следующий день выходной, мы допоздна играем в лото и подкидного дурака, или же они садятся за шахматы, а мы, обступив их со всех сторон, бурно и многословно переживаем за проигрывающего. Если же назавтра надо в школу, то приходится возвращаться домой, и, пока мы с Каринкой делаем уроки, папа укладывает в нашей комнате Сонечку. Сонечка басовито ругается на папу, потому что укладывать он ее толком не умеет, а колыбельную поет так, что хоть стой, хоть падай.
– Пой! – требует она.
– Си-ра-вор ло-рик, – послушно затягивает папа свою любимую песню Комитаса.
– Неть! Ису ядиясь пой!
– Что спеть?
– Ису ядиясь!
– Что-о-о-о?
– Ёюцка!
– Дети, – заглядывает в кабинет папа, – а что такое ёюцка?
– Это ёлочка! Она просит спеть «В лесу родилась ёлочка».
– А, ясно.
Какое-то время из детской доносятся его нестройные рулады про елочку.
