Товарищ Минасян лоснился от счастья лысиной – первая часть мероприятия, хоть и не без приключений, но вполне удалась! Он повел рукой слева направо, Серго Михайлович махнул палочкой, хор набрал побольше воздуха в легкие, чтобы грянуть литовскую народную песню «Пастушок». Но вдруг из подворотни вынырнул взмыленный гонец и крикнул третьему секретарю, что руководители нашего района требуют незамедлительно пригнать людей на площадь, иначе они за себя не отвечают, сколько можно ждать!
Тут началось новое светопреставление, потому что как доехать до восьмилетки товарищ Минасян придумал, а как развернуть демонстрацию вспять – нет. Кое-как справились и с этой задачей.
– Гево! – заколотился в кабину товарищ Минасян. – Двигаемся в темпе!
– На моем глазу
[4]
, – встрепенулся Гево.
Постовой как раз успел прийти в себя от недавнего потрясения – сдвинул на макушку фуражку, расслабил удавку ворота на толстой шее. Хотел протереть лоб платком, да так и замер – мимо, сверкая пятками, на бешеной скорости задом наперед проехал грузовик. Статуя в разобранном виде жалась по углам кузова, на заднем фоне, выкрикивая в рупор нечленораздельное, маячил товарищ Минасян. За грузовиком бежали славные труженики нашего района вперемешку с хором и похоронным оркестром.
Первомайская демонстрация ворвалась на площадь ровно в тот миг, когда ансамбль песни и пляски консервного завода по третьему кругу запустил свой репертуар: кочари
[5]
, казачок, лезгинка, индийский народный танец с песнопениями и даже чалмой. По непроницаемому выражению лиц руководителей нашего района очень трудно было догадаться, какое впечатление произвели на них расхристанные колонны трудящихся. Арменак Николаич и бровью не повел. Он приветствовал сограждан десятиминутной речью. Потом ансамбль песни и пляски консервного завода снова исполнил танец кочари, наш хор наконец дорвался до литовской народной песни «Пастушок», а похоронный оркестр махнул зурной на классику и грянул «Песню взрослого мужчины».
К двенадцати часам, одаренные грамотами и прочими напутственными словами, колонны тружеников разбрелись по домам.
Нам с Манькой и Каринкой демонстрация чрезвычайно понравилась. А особенно понравилось, что участникам разрешили разобрать по домам воздушные шары и цветы. Не будь с нами расторопной Каринки, наш улов был бы мизерным. А так мы вернулись домой победительницами, у каждой по четыре разноцветных шара, по букету переломанных гвоздик и один помятый, но вполне себе приличный транспарант на троих. С надписью «Миру мир» по центру и двумя голубями по бокам.
Транспарант Каринка сразу же сломала о Рубика из сорок восьмой квартиры. Зато гвоздики мы торжественно вручили маме и Ба. Папа с дядей Мишей от воздушных шаров наотрез отказались, поэтому все двенадцать шаров достались Сонечке. Гаянэ решила ограничиться щепками от транспаранта.
Вот такая у нас получилась первомайская демонстрация. В дальнейшем на крупные мероприятия районное руководство не решалось – собирало людей на площади и читало получасовые речи. Скучно и без музыки. Зато с минимальным ущербом для нервных клеток.
А Товузский район Азербайджана, видимо, все-таки сделал из случившегося выводы. Поэтому ответил нашему району демонстрацией в День Победы. Очевидцы рассказывали, что товузцы подогнали к границе всю сельскохозяйственную технику и даже один строительный кран. На крыше единственного приграничного пятиэтажного дома устроили представление «Водружение Знамени Победы над Рейхстагом Егоровым и Кантарией». Чуть не потеряли одного бойца, кажется, «Кантарию». Тот поскользнулся на шифере, какое-то время катился вниз по крыше и затормозил головой в антенну. Не случись на его пути антенны, затормозил бы в толпу демонстрантов. С пятиэтажной высоты. А так все обошлось, и на том спасибо.
Впрочем – ничего удивительного. Как свидетельствует мировая история, несуразный пример особенно заразителен. Правда, это не мои слова, а мамины. Я просто за ней повторяю.
Глава 8
Манюня мастерит кормушку
На нашем балконе, прямо под потолком, свили гнездо ласточки. Поэтому спать теперь решительно невозможно – с шести утра и до ночи за окном стоит невообразимый гвалт. Все свободное время мы проводим под этим гнездом – глазеем, как снуют туда-сюда родители-ласточки. Чтобы прокормить птенцов, им нужно добыть очень много букашек и червячков. Пока ласточки мечутся в поисках пропитания, мы ходим и ходим под гнездом. Следим. Особенно пристально следит Каринка. От ее пристального взгляда маме делается нехорошо.
– Опять сделала протокольное лицо, – сокрушается мама и затаскивает Каринку обратно домой. Каринка не отбивается, спокойно дает втащить себя в квартиру, а потом ходит по комнате из угла в угол. Думает.
В такие минуты крепко нехорошо становится уже всем. Одно дело, когда Каринка просто вылезает на балкон и мечтательно следит за ласточками, и совсем другое, когда она мечется по дому и думает. Каринка обладает удивительной способностью – просто так думать она не умеет. Если уж она берется думать, то до чего-нибудь обязательно додумывается. И тогда наступает «кель мялёгх»
[6]
, что в переводе с французского означает «какая беда».
– Кель мялёгх! – восклицает в сердцах мама после какой-нибудь особенно бесчеловечной Каринкиной выходки.
«Кель мялёгх» в мамином исполнении – это как «господибожетымой» в устах Ба. Негласная инструкция по нашему выживанию настоятельно рекомендует в случае употребления мамой этого выражения кидаться врассыпную и коротать время по подворотням до следующего полнолуния. Или даже солнцестояния, в зависимости от того, что мы выкинули на этот раз. Бессменным рекордсменом по «выкидыванию» чего-нибудь разэтакого всегда остается Каринка. Поэтому за ней особенный глаз нужен. Если бы мама была Громозекой – большой и многорукой, может, она бы и сумела как-то совладать со своей дочкой. Но мама у нас обычный человек – две руки, две ноги и всего два глаза. А с таким набором слежения за Каринкой не углядеть и в случае экстренного реагирования не обезвредить. Поэтому маме ничего не остается, как находиться в постоянной боеготовности. Особенно когда мы дома. Особенно когда прибежала развевающаяся боевым чубчиком Манька. И особенно когда на балконе свили гнездо ласточки!
Птенчиков предположительно четыре штуки. Это нам папа так сказал. На наши настойчивые просьбы посчитать птенчиков он притащил табуретку, взгромоздился на нее и попытался заглянуть в гнездо. Оно располагалось намного выше папиных глаз, поэтому ему пришлось встать на цыпочки. Видимо, в медицинском институте папу не только зубы вырывать учили, но и правильно группироваться в случае падения. Поэтому, когда табуретка убежала из-под ног, он сгруппировался не в сторону двора, а в сторону распахнутого настежь окна. Преодолел какое-то расстояние в неровном полете и счастливо успокоился головой в стопке медицинских книг. Улети он в обратном направлении – костей бы не собрал. А так выбил плечом оконную раму, смахнул по пути хрустальную вазу и смял в макулатуру книги. Всего-то!
