– Чего это мужем?
– Да ничего! Так просто, о птичках поговорить!
Тетю Киру любят не только взрослые. Дети тоже в ней души не чают. Но особенно ее любит Манька.
– Ах-ах! – закатывает она глаза каждый раз, когда разговор заходит о папиной медсестре. – Тетя Кира такая добрая, такая ласковая. Всегда конфеткой угостит. А еще она с утра до ночи работает с Дядьюрой и видит, как он людям зубы выдирает! И на операциях много чего страшного видит! Это надо же, чтобы человеку так повезло!
– А ты становись стоматологом, и тоже каждый день будешь выдирать людям зубы! – как-то предложили мы ей.
– Не исключено, но вряд ли, – вздохнула Манька, – мне бы лучше мороженым торговать!
– Мороженым каждый дурак захочет торговать. А вот зубы выдирать не каждый дурак пойдет! – пожала плечом я.
Каринка захихикала:
– Ты хочешь сказать, что наш папа дурак?
– Нет! Я хотела сказать…
Манька нетерпеливо махнула рукой:
– Нарка, это понятно, что ты хотела сказать. Но мороженым торговать ведь интереснее, чем зубы вырывать, так?
– Так, – кивнула я.
– Ну вот. Об этом я и говорю!
Тот факт, что мороженым торговать в миллион раз интереснее, чем зубы выдирать, ни в коем разе не умаляет Тетикириного светлого образа в наших глазах. Потому что тетя Кира – самый приветливый, добрый и отзывчивый человек на свете. И чаем угостит, и покажет, как инструменты стерилизуют, и, когда папа этого не видит, покатает нас в стоматологическом кресле. Чтобы поднять или опустить кресло, нужно надавливать на специальную педаль. Сидящий в кресле человек дотянуться до нее никак не может. Поэтому тетя Кира по очереди усаживает в кресло то Маньку, то Каринку и, резво надавливая на педаль, катает их вверх и вниз. Я наблюдаю этот аттракцион издали, потому что нет в мире силы, которая заставила бы меня добровольно сесть в стоматологическое кресло. А если даже такая сила и существует, то ей придется мобилизовать все свои резервы, чтобы до этого кресла меня доволочь. Уж не знаю, откуда во мне столько страха, но любой поход к врачу я превращаю в такое светопреставление, что самой потом совестно. Но это потом, когда тебя уже привели домой, и ты, не в силах больше плакать, тихо икаешь в угол, куда тебя поставили за «примерное» поведение. Честно говоря, я плохо помню, что в кабинете врача творю. Судя по квадратным глазам медперсонала – что-то несусветное. И главное, откуда у меня силы берутся сопротивляться целому отделению, ума не приложу! Но факт остается фактом – ни одному работнику нашей поликлиники еще не удалось меня по-человечески осмотреть. Только ухо-горло-носу тете Тамаре удалось. И то издали.
А Манька врачей совсем не боится. Тоже ненормальная, скажете? Как такое может быть, чтобы девочка не боялась врачей? Совсем не боялась? Ни капельки? Но вот ведь удивительная история – Манька действительно их не боится! Если бы не рамки приличия (то есть строгий запрет Ба), она каждый день, как на работу, ходила бы на прием в поликлинику. Притом она ведь не с визитом вежливости туда приходит! Она ведь напрашивается на разные процедуры – кровь из пальца сдать, может, какие еще анализы. К папе обязательно зайдет, а то мало ли, вдруг пришла пора несколько зубов запломбировать, а остальные вообще вырвать! Папа Маньку за такое трепетное отношение к своему организму очень хвалит и постоянно ставит мне в пример. А я в ответ обиженно соплю. Мне бы очень хотелось быть такой же бесстрашной, как моя подруга. Но у меня не получается.
Что касаемо нашей Каринки, то врачей она просто не замечает. Наверное, над Каринкой можно какие угодно медицинские эксперименты ставить, она даже ухом не поведет. А всё почему? А всё потому, что в кабинет врача Каринка приходит не за лечением, а за больничным оборудованием и прочими клещами… клешнями… в общем, страшными штуками. Поэтому, если она появляется в поликлинике, все врачи и медсестры баррикадируются в кабинетах и глаз не сводят со своих пинцетов и ланцетов. Ведь все отлично помнят, как однажды тетя Тамара опрометчиво оставила Каринку буквально на секундочку в кабинете, а потом недосчиталась ларингоскопа и каких-то специальных ножниц! Инструменты нашлись через неделю, когда мама меняла наше постельное белье. Обнаружив их под Каринкиным матрасом, она первым делом побежала выспрашивать у папы, что это такое. Папа мигом вычислил ларингоскоп, вспомнил, как тетя Тамара на пятиминутке жаловалась на пропажу инструментов…
– Твоя дочь снова умудрилась отличиться! – задымился он ушами.
– Почему это моя дочь? – встала руки в боки мама.
– А чья?
– Чья-чья! Ничья! То есть наша общая!
Так как «наша общая дочь» наотрез отказалась объяснять, зачем ей понадобились медицинские инструменты, думать над своим поведением ей пришлось дольше обычного – аж до самого обеда, целых три часа. За эти три часа Каринка разобрала и обратно собрала напольные часы, распорола край покрывала, посчитала все загогулины на шторах, начертила разные фигурки ребром пятикопеечной монеты на боковой панели шкафа. В довершение дел расковыряла нехилую лунку под батареей отопления, с далеко идущими планами расковыряла – под лаз. Мало ли, может, терпение родителей когда-нибудь закончится, и они запрут ее в спальне навсегда! А лавры узника замка Иф, четырнадцать лет просидевшего в осклизлых тюремных стенах, Каринку почему-то не прельщали. Поэтому она, во-первых, проковыряла лунку под лаз, а во-вторых, решила пойти на переговоры.
За обедом сестра заявила, что много чего передумала и теперь решила начать жизнь с чистого листа.
– Это как? – замерла с вилкой у рта мама.
– Пока не знаю как. Но про чистый лист точно решила.
– Ты хоть понимаешь, что означает это выражение?
– Понимаю. Не шалить. Никого не бить. Ничего не ломать… – Каринка тяжело вздохнула. – Так ведь со скуки умереть можно!
– Но другие дети ведь не умирают!
– Не умирают.
– Почему бы и тебе не попробовать?
– Попробую. Только, если у меня не получится, пеняйте на себя.
– То есть как это пеняйте на себя? – опешила мама.
– А вот так.
На кухне воцарилась такая тишина, что слышно было, как внизу, в квартире тети Маруси, кто-то страстно скребет ложкой дно тарелки.
– Мам, «пеняйте» от слова «пень», да? – решила вывести маму из оцепенения я.
– Что? – очнулась мама. – Какой пень? А! Нет. Это разные слова.
– В общем, все меня слышали, – вздохнула Каринка и выбралась из-за стола, – я буду очень стараться, вот прямо клянусь.
И сумбурно потыкала себя пальцами в грудь. Видимо, перекрестилась. Для острастки.
В тот день папа вернулся с работы сильно озабоченный.
– Оказывается, у Киры скоро юбилей. Двадцать пять лет работы в нашем отделении. Надо ей подарок купить.
Мама усадила мужа за стол, машинально завернула в лаваш брынзу с зеленью и вручила ему: – Ешь!
