– Зачем, ну зачем ты ее изуродовал? – отчитывала потом Ба сына.
– Мишина лошадка, что хочу, то и делаю, – упрямо бубнил дядя Миша.
Над школьными тетрадками мы тихо вздыхали – Ба ничуть не преувеличивала, когда говорила, что дядя Миша буквально с первых закорючек писал правильным, аж каллиграфическим почерком. Пятерки, пятерки с плюсами и даже пятерки с красиво утолщенной спинкой и хвостиком – это был высший шик, такие оценки ставились только за выдающиеся способности, так вот, эти пятерки в тетрадках дяди Миши встречались сплошь и рядом. Ни одной четверки, ни одной помарки!
У Маньки с почерком была сплошная беда – писала она так, словно кто-то ее с завидным постоянством толкал под локоть. Ба скандалила с любым учителем, который пытался за почерк снизить внучке оценку. Действительно, с какой стати снижать оценку, если диктант написан без единой ошибки, но прыгающим птичьим почерком? Где, спрашивается, справедливость?
– Ой! – вдруг отпрянула от окна Каринка.
– Чего «ой»? – оторвались от созерцания Дядимишиных тетрадок мы.
– А-а-а-а-а!!! – раздалось снизу.
Мы с Манькой похолодели. Это была Ба.
– Спрячьте меня, – заметалась по чердаку Каринка, подбежала к открытому сундуку и ласточкой сиганула внутрь, – захлопните крышку!
– Чего это ты натворила? – Мы стали лихорадочно закидывать ее тетрадками.
– В Ба попала! Вижу, она идет, дай, думаю, стрельну в сумку. Промахнулась, попала в нее.
– Как это в нее? Куда в нее?
– Не знаю, в голову, наверное. Она дернула ею вот так. – Каринка высунулась из сундука и показала, как Ба дернула головой. – А потом глянула на окно чердака. Я еле успела отскочить.
– Ты с ума сошла в Ба стрелять? – вылупилась я.
– Мария! – раздался снизу голос Ба. – Вы на чердаке?
Мы с Манькой захлопнули сундук и опасливо высунулись в дверь. Ба стояла на нижней ступеньке деревянной лестницы и, прижимая к голове кухонное полотенце, глядела на нас поверх своих больших очков.
– Да! – пискнули мы.
– А где Каринэ? – прищурилась Ба.
– Ушла.
– Куда ушла?
– Давно ушла. Ба, а чего это у тебя с головой? – зачастила Манька.
– Ага, – крякнула Ба и принялась медленно подниматься по ступенькам, – значит, ушла, да? Говорите – давно ушла, да?!
– Да! – Мы отступили вглубь чердака, но вовремя вспомнили про сундук. Подбежали к нему и попытались замаскировать – встали напротив, распушили подолы пальто и расклячили локти. Справа, оттопырившись в сторону рукой в синей театральной перчатке, стояла Манька, а слева, соответственно, – я.
– Та-а-а-ак. – Ба зашла на чердак, окинула нас взглядом, хмыкнула. – Вырядились!
– Вырядились, – шмыгнули мы носами. Манька выставила вперед правую ногу в большой лаковой босоножке с переливающейся пряжкой, а левую, в высоком замшевом сапоге на громоздкой платформе, убрала назад, чтобы не дразнить бабушку высоким каблуком. Я затянула голову в ворот облетевшей рыжей лисы и оттуда следила бегающими глазками за Ба.
Ба убрала с головы полотенце, зашуршала им. Ага, значит, она успела забежать на кухню и вытащить из морозилки пакет с чем-нибудь замороженным.
– А чего это ты полотенце к голове приложила? – фальшиво тренькнула Манька.
– Так просто, голова немного болит. Видно, припекло, – Ба подошла к окну, выглянула во двор, – вроде осень, солнце убывает, но греет почти по-летнему. Да?
– Да, – кивнули мы, но с места не сдвинулись. Наоборот, нашарили попами крышку сундука и плотно уселись – мы не такие наивные, чтобы на речи Ба покупаться! Она ведь у нас будь здоров хитренькая и легко может кого угодно провести.
Ба хмуро проследила наши телодвижения, всплеснула руками:
– Почему не убрали лошадку в сундук?
Я проследила за ее взглядом и помертвела – деревянная лошадка с криво остриженной гривой осталась сиротливо стоять посреди чердака.
– Потом уберем, – просипела я – голос от волнения куда-то пропал.
Сундук под нами взволнованно закопошился.
– Кхм-кхм, – кинулась откашливаться Манька, чтобы заглушить шум.
– Надо обязательно убрать лошадку, зачем ей тут пылиться? – Ба подхватила игрушку под уздцы и покатила ее к нам. Мы с Манькой заелозили попами по крышке, но слезать не стали, только теснее прижались друг к другу. Копошение в сундуке, вместо того чтобы затихнуть, усилилось!
– Сами встанете или помочь? – нависла над нами грозовой тучей Ба.
– Ладно! – подала голос из сундука Каринка. – Вставайте.
– Ой, – подбоченилась Ба, – неужели Чингисхан вернулся?
– Она откуда-то снизу говорит, наверное, с первого этажа, – попыталась надышаться перед смертью Манька, но было уже поздно.
Ба сдернула нас за меховые шивороты с сундука и распахнула крышку.
– Опачки, – прогудела колоколом, – вот где наш косорукий моджахед прячется!
– А чего сразу косорукий! – вынырнула из-под тетрадок Каринка.
– То есть ты мне специально в голову метила, да?
– Я в сумку метила, но не рассчитала скорость твоего движения. Пока камушек летел, ты прошла вперед. Ну и вот.
Ба подхватила Каринку за ухо и потянула вверх. Каринка ойкнула и встала на цыпочки. Ба потянула выше. Сестра проворно взобралась на борт сундука. Ба не растерялась и дернула ее за ухо вниз. Пришлось Каринке спрыгнуть вслед за своим ухом.
– А если бы ты мне глаз выбила? Вон, смотри, что натворила. – Ба нагнулась и продемонстрировала здоровенную шишку на голове.
– Я больше не буду, – засопела Каринка.
– Ба, она больше не будет! – заступились мы с Манькой.
– А вы вообще помолчите, с вами отдельный разговор будет. Горе-укрыватели! Это же надо было с такими всполошенными лицами на сундук усесться! Мигом ее выдали!
– А как надо было правильно глядеть?
– Буду я на свою голову объяснять! – Ба наградила нас звучными подзатыльниками, потом велела переодеваться. Мы резво скинули с себя пальто и сапоги-туфли, аккуратно убрали все в коробки, переложили мешочками лаванды и нафталина. Особенно старалась Каринка – и тетрадки собрала, и игрушки разложила, и даже подолом Манькиной юбки крышку сундука протерла.
– Я бы своими брюками протерла, но брючина не натягивается на крышку, – пояснила она. Ба хмыкнула, но отвечать ничего не стала.
– Роза, – крикнула снизу тетя Валя, – ты уже вернулась?
– Вернулась. – Ба высунулась в окно.
– Что с головой? – всполошилась тетя Валя.
– Так, ерунда.
– А полотенце тогда зачем?
