– Давай хоть попробуем, – предложила Ба и обратилась к Гаянэ: – Какая ты красивая, Гаечка, и бусинки такие красивые. Так они тебе идут! – И восхищённо поцокала языком: – Тц-тц-тц!
Сестра запнулась на полушаге. Перевела недоверчивый взгляд от Ба к маме. Мама широко улыбнулась и кивнула:
– Очень красивая, очень!
– Да? – обрадовалась Гаянэ. – Ду догда я бойду еще боищу бусиног. Можед быдь, даже бубырцадые найду! Для вас!
– Только бубырцадых бусиног нам не хватало, – всплеснула руками Ба.
Маневр, конечно же, не прошел. Теперь взрослым нужно было не только следить за тем, чтобы Гаянэ не переусердствовала в подборе бижутерии, но вежливо и убедительно, чтобы не обидеть ребенка, отказываться обвешивать себя той растительной и околорастительной мелочью, которую она радостно притаскивала им.
Мы с Манькой и Каринкой на природе совсем распоясываемся. Потому что природа, в отличие от вазы на комоде, не ломается. Ну, по крайней мере, мы так считаем. Пока взрослые заняты готовкой, мы колобродим со страшной силой: то, завернувшись в пледы, скатываемся вниз по склону холма, а потом глаза долго в кучку собираем, потому что просвистеть с бешеной скоростью, перекатываясь с боку на бок, и не заработать себе тошноту и головокружение мало кто сумеет, то в речке купаемся, то грибов ядовитых полные карманы наберем, то еще какими несъедобными, зато жутко красивыми ягодами затаримся. А то, взобравшись на деревья, орем друг другу разные идиотские вещи.
– Нарка-а-а-а-а-а-а-а-а, – трубит Манька из густой кроны здоровенного бука, – ты красные панталоны надела или дома забыла?
– Наделаа-а-а-а-а-а! – ору я, болтаясь на хлипкой ветви лещины. – А ты надела свои зеленые панталоны-ы-ы-ы?
– Ага-а-а-а-а-а-а!!!
– А покажи!!!
– Щаз! – сварливо откликается Манька. – Сначала ты свои покажи.
– Я первая сказала!
– А я первая показать попросила!
– Ну вы ваще дуры, ваще-е-е-е-е! – отзывается Каринка со своего дерева. – Нашли о чем шуметь!
– А о чем надо было?
– Чего вы про панталоны врете?
– Нравится нам врать, вот и врем!
– Вруши-вруши… – Каринка на минуту смолкает, придумывая рифму.
– Кислые груши, – подсказываю я.
– Лопоухие уши! – не отстает от меня Манька.
– Ну вот, сами за себя и сказали. Вруши-вруши, уши как груши, – резюмирует Каринка.
– Га-га-га-а-а-а-а-а-а, – срываемся мы в дружный хохот. Очень нам нравится стихотворение про вруш.
Скоро начинает тянуть шашлычным духом, и мы резво ссыпаемся вниз. Через несколько секунд мы уже у стола – толкаясь локтями, занимаем стратегически важные места – подальше от всяких огурцов-помидоров-зелени и поближе к лимонаду. Папа несет большую эмалированную кастрюлю, ставит на краешек стола, торжественно поднимает крышку!!! А внутри, завернутый в тонкий лаваш и переложенный луком, лежит ароматный, сочный, вкуснючий шашлык. Вот где впору говорить «ммм»! Вот где надо, закатывая глаза и игнорируя попытки Ба соблазнить тебя то кусочком огурца, то ломтиком сыра, то зеленью, то еще какой полезной с ее точки зрения едой, пожирать хорошо прожаренное, пахнущее дымным костром мясо и запивать его пузырящимся, сладким лимонадом! И спешно, пока не замечают взрослые, облизывать стекающий с пальцев сок!
Папа с дядей Мишей обязательно выпивают по стопочке тутовки, произносят тост за женщин и детей и, удостоверившись, что никто не обделен шашлыком, приступают к еде.
– Приятного аппетита! – назидательно говорит Ба.
– Шпашибо! – отзываемся с набитыми ртами мы.
– Пожалушта!
С наступлением осени выезды на природу приобретают немного лихорадочный характер – впереди зима, и народ пытается наотдыхаться на свежем воздухе вволю. Поэтому ничего удивительного, что каждый погожий осенний выходной мы стремимся на природу – скоро с гор потянет холодным колючим ветром, облетят деревья, станет сыро и промозгло, а потом, на излете декабря, крупными хлопьями повалит недолгий, в тяжелые мокрые хлопья, снег.
В этом году конец октября выдался особенно прекрасным – стояла двадцатиградусная теплынь, клены по самую макушку обсыпали город и его окрестности багряным и золотым, с прощальными криками пролетали последние перелетные стаи. Городок расслабился и отдыхал – закончилась напряженная закаточная пора, урожай с полей убран, развеялся дынно-арбузный аромат над большим базаром. Погреба до отказа набиты припасами на зиму – орехами, медом, домашней ветчиной и бастурмой, сухофруктами и вареньями, соленьями, тушенкой собственного приготовления и прочими вкусностями. В пузатых дубовых бочках бродит игристое, молодое, но уже крепкое вино, в темных запотевших бутылях ждут своего праздничного часа наливки и домашний самогон. Природа словно замешкалась на секунду – передохнуть и понежиться в тепле, чтобы потом, нехотя, с тяжким вздохом, нагнать из-за холмов низкие темные облака и погрузиться в долгое, беспросветное ненастье.
Последнее воскресенье октября семейство Шац традиционно отводит визиту вежливости Ицхаковым – деду Амбо и бабушке Саре, Маниным бабушке и дедушке по материнской линии. Несмотря на неудавшийся брак детей, сваты сохранили между собой достаточно теплые отношения и стараются хотя бы раз в год, но обязательно встречаться. Дед Амбо и бабушка Сара живут в селе Паравакар. Паравакар в переводе с армянского означает «Старухин камень». Под камнем подразумевается высокий утес, у подножия которого раскинулось селение. Легенда гласит, что, когда в эти края пришли войска Арабского халифата, одна старушка обманным путем завела их на этот утес и, не дожидаясь расправы, бросилась в ущелье. С противоположной скалы враги просматривались как на ладони. Затаившиеся в пещерах лучники перестреляли часть непрошеных гостей, остальных добили подоспевшие ополченцы. Это дало маленькую, но передышку в затяжной войне, которую Армения с переменным успехом вела на протяжении многих веков – едва отбились от сасанидской Персии и Рима, пришли арабы, потом будут вероломная Византия, монголы, османы и снова персы – бесконечная, бесконечная война за выживание, тяжелая, изнурительная, кровопролитная борьба.
Там, где разбилась старушка, построили часовню, вокруг выросло селение, которое, как и утес, в память об отважной спасительнице назвали Паравакар.
У Маньки, куда ни глянь, везде примечательная родня. Дед Амбо – карабахский армянин. Бабушка Сара – шамхорская еврейка. На этой нервной почве на протяжении полувековых супружеских отношений в семье Ицхаковых идет непрекращающаяся полемика. Дети давно выросли и разъехались по разным городам нашей большой родины, народились замечательные внуки, а дед Амбо с бабушкой Сарой до сих пор не могут выяснить, кто до кого счастливо снизошел и «где бы ты был (была), если бы не я!». Восклицание сопровождается говорящим жестом, мол, оно и ясно, где бы ты был (была), в выгребной яме, где же еще!
