– Мазут можно безболезненно свести бензином, – объяснили они Маринкиному папе, чем спасли ему жизнь.
Обрадованный дядя Давид сцедил из бака своего «москвича» пол-литра бензина и приступил к священнодействию. Бензин пятно действительно вывел. Вошедший во вкус дядя Давид пристально изучил плащ на предмет обнаружения новых трудновыводимых пятен, ничего не нашел, зато потом долго ходил по дому, придумывая место, где можно спрятать горючее. Поставил банку с бензином на балкон и прилег отдохнуть. К сожалению, дядя Давид с детства отличался буйной фантазией, поэтому, вместо того чтобы погрузиться в сон, лежал с открытыми глазами и представлял разные ужасы. Например, как сосед сверху выкуривает у себя на балконе сигарету и некультурно выбрасывает бычок во двор. Порыв ветра подхватывает тлеющий окурок и закидывает на балкон тридцать восьмой квартиры, прямо на злосчастную банку с бензином.
«Бум!» – раздается взрыв, бензин вспыхивает, огонь весело трещит, перекидываясь с одного балкона на другой… Загорается подъезд, потом весь дом, пожар перекидывается на соседние здания… Ужас и кошмар!
Дядя Давид подскочил как ужаленный, выбежал на балкон, забрал банку с бензином и принялся снова бегать по дому в поисках убедительного укромного уголка. Заглянул под кровать. Представил, как жена моет пол, задевает шваброй банку, та опрокидывается, по паркету разливается бензин, тут откуда ни возьмись коротит проводка, искра летит прямо в бензиновую лужу…
«Бум!» – раздается взрыв, лужа загорается, пламя, весело цепляясь за ножки мебели, тянется вверх, перекидывается на соседние квартиры…
– Да что за черт побери?! – рассердился дядя Давид. – Сдался мне этот бензин! Надо его вылить в унитаз. Спущу воду, закрою крышкой. Ни одна искра не доберется!
Довольный своей находчивостью, он вылил бензин в унитаз, спустил воду и с чувством выполненного долга прилег отдохнуть. К сожалению, дядя Давид забыл об одной важной особенности бензина – он намного легче воды, поэтому просто так, одним спуском сливного бачка, в канализацию не уйдет.
Как назло, именно в тот день Сурик решил стать взрослым. Пока отец отдыхал, он стащил у него сигарету и заперся в туалете – пускаться во все тяжкие. Не обращая внимания на подозрительный запах бензина, с комфортом уселся на унитаз, неумело закурил и, ничтоже сумняшеся, кинул спичку в слив.
«Бум!» – гаркнул унитаз.
– А-а-а-а-а! – заорал Сурик.
Дядя Давид выскочил из комнаты ровно в ту минуту, когда Сурик вылетал из туалета. С перекошенным лицом, голой алеющей попой, сигаретой в зубах и квадратными глазами навыкате. Не прекращая дымиться попой, он красивой дугой пролетел через коридор и успокоился на подступах к своей кровати лицом вниз.
Первым делом дядя Давид удостоверился, что жизненно важный мальчиковый орган сына не пострадал. Сурик оказался прытким парнишей и отреагировал на бензиновый взрыв таким высоким прыжком, что только попа немножко обгорела.
– Я с тобой потом разберусь! – выдохнул дядя Давид, выдернул из зубов Сурика сигарету и побежал в туалет – тушить пожар. Унитаз самозабвенно полыхал, плюясь огнем, пластмассовый обод и крышка расплавились и скукожились, ядовитым дымом выедало глаза. Дядя Давид какое-то время бестолково прыгал вокруг, потом махнул рукой.
– Ничего не попишешь, бензин должен выгореть, – решил он, распахнул двери и окна и с протяжными вздохами принялся наблюдать, как покрывается трещинами унитаз, а черный густой дым, непрестанно валивший из туалета, оседает темными пятнами на свежепобеленных потолках и белоснежных занавесках.
Бензин выгорал долго, казалось – целую вечность. Когда огонь, наконец, потух, из спальни высунулся Сурик.
– Надо было намочить банное полотенце и кинуть в унитаз, – виновато прогундосил он. – Если перекрыть доступ кислорода к огню, он погаснет.
– А раньше ты не мог это сказать? – крякнул дядя Давид.
Сурик громко сглотнул и попятился:
– Не мог. Только что сообразил.
Дядя Давид молча сдернул ремень и принялся воспитывать Сурика. За сигарету поколотил, за то, что задним умом крепок, а заодно и за другие грядущие прегрешения. В общем, на многие годы вперед поколотил. Сурик стоически вытерпел порку, а потом на пару с отцом принялся наводить порядок в квартире. Ведь скоро из больницы вернется мама, она работает медсестрой и от этого умеет мыслить только стерильными категориями, а любую пылинку воспринимает как личное оскорбление.
Вернувшаяся со смены тетя Тамара застала в квартире плохо замаскированные последствия Армагеддона: обильно замазанный в черные разводы паркетный пол, чудовищная вонь расплавленной пластмассы, задымленные потолки, замоченные в ванне занавески и обломки крышки бачка, который пал жертвой бешеной уборки. Посреди всего этого ландшафтного надругательства замерли соляными столпами два отчаянно чумазых создания. На переднем плане, скрипя металлической вешалкой, качался из стороны в сторону висящий на люстре кожаный плащ.
– Тамара, ты ничего плохого не подумай. Это мы пятно бензином выводили, – виновато развел руками дядя Давид.
Скандал в Маринкиной семье случился грандиозный. Женщины близлежащих кварталов прибегали на шум – поболеть за тетю Тамару, а мужчины благоразумно остались отсиживаться по домам. Во избежание. А то коня на скаку с грехом пополам еще можно остановить. А попробуй на полном скаку остановить взбешенную женщину! То-то!
Из-за Сурикова подвига дети нашего городка надолго остались без спичек. Взрослые охраняют их как военные объекты повышенной секретности. Редко когда нам удается стибрить счастливо оставшийся без внимания коробок. Но если такое случается, мы отрываемся по полной программе – прячемся где-нибудь за гаражами или на стройке и гасим зажженные спички во рту. Чтобы без последствий погасить горящую спичку, нужно помнить о нескольких очень важных вещах. Во-первых, обязательно надо глубоко вдохнуть, чтобы небо ушло высоко вверх. Во-вторых – ни в коем разе нельзя выдыхать. Обхватываешь губами спичку, крепко зажимаешь рот и замираешь. Через секунду спичка гаснет – огню просто не хватает воздуха, чтобы разгореться. И тут ты торжественно извлекаешь погасшую спичку и выдыхаешь дымом. Красота! Во рту остается неприятный привкус серы, зато все окрестные мальчики в отпаде и относятся к тебе с уважением и почетом. Еще бы, не каждая девочка решится на такой отважный поступок!
Когда Маринка предложила погулять по крышам, у меня внутри что-то жалобно тренькнуло. Прям так жалобно, что сразу стало ясно – идти на крыши ни в коем разе нельзя. Я даже попыталась остановить девочек, но куда там! Никто меня слушаться не стал. Девочки пришпорили к гаражу восемнадцатой квартиры с такой скоростью, что я еле поспевала за ними. За этим гаражом растет невысокая, но коренастая слива-венгерка. Если умеючи взобраться на нее – не целой гурьбой, а по очереди, то можно, осторожно приподнявшись на цыпочках, вскарабкаться на пологую шиферную крышу. Главное, не делать резких движений и не подпрыгивать – слива хлипкая, хоть и немолодая. Ей не хватает солнца и воздуха – за гаражами сыро и промозгло, вот она и растет, как умеет, вкривь и вкось, и плодоносит на самой верхушке редкими, но очень вкусными темно-синими плодами с белым восковым налетом. Сливу обрываем мы – она ничья, растет в сторонке, глаз не мозолит, вот люди о ней и забыли. К концу осени она полностью облетает, стоит, скособоченная, переливаясь на самой макушке надтреснутыми сладкими плодами. Мне иногда кажется, что ей очень одиноко. Я глажу ее по стволу и шепчу какие-то ласковые слова. Каринка надо мной откровенно смеется, а Манька говорит, что хоть я и со странностями, но она все равно меня не бросит.
