— Дамы, служба начинается, — послышалось из коридора.
Этот глубокий, низкий голос трудно было не узнать. Сердце Тони на мгновение перестало биться. Она обернулась. Взгляды их встретились, и сердце едва не выпрыгнуло у нее из груди.
— Потом поговорим. — Шанна с улыбкой выпорхнула из комнаты.
— Мне нужно поговорить с тобой. — Сердце Тони забилось часто-часто.
Йен поднял брови.
— Готова наконец поведать мне свои тайны?
Лицо Тони запылало. Все остальные вампиры с самого начала доверяли ей. Только Йен заподозрил, что она что-то скрывает.
— С чего ты взял, что у меня есть тайны?
— Твое сердце едва не выпрыгивает из груди. Щеки пылают огнем. — По губам Йена скользнула усмешка. — А теперь у тебя и глаза горят… как у рассерженной кошки.
— Ну, просто живой детектор лжи. — Тони вздохнула. — Какая досада, что от тебя невозможно что-то скрыть!
Хмыкнув, Йен взял ее под руку.
— Говорят, признание облегчает душу.
Из церкви донеслось пение. Тони невольно заслушалась.
— Почему вы так озабочены бессмертием души? — озадаченно прошептала она. — Ведь вампиры живут вечно.
— Никто не живет вечно, даже мы.
— Значит, вы молите о спасении? — Вероятно, в этом есть смысл, решила она. Кому нужно молить Господа о прощении, как не вампиру?
— Я молю Бога о многом, Тони. — Ладонь Йена нежно сжала ее пальцы. — Например, о том, чтобы ты решилась наконец сказать мне правду.
Глава 15
Старинные, знакомые с детства гимны и молитвы всегда действовали на Йена умиротворяюще. Многое менялось с веками — одни правители сменялись другими, старые друзья уходили, стремительно рос технический прогресс, только одно оставалось неизменным — месса. И аромат рождественской елки. Йен глубоко вдохнул, упиваясь ароматом хвои и горящего воска.
Но сегодня здесь витал и другой аромат, невероятно соблазнительный — тот самый, что упорно смущал благочестивые размышления Йена. Четвертая группа, резус положительный… его любимая группа крови. Йен незаметно оглянулся — Тони так сжала руки, что даже костяшки пальцев побелели. Что должно было случиться, чтобы она в отчаянии решилась открыться ему?
Отец Эндрю приступил к проповеди. Сцепив зубы, Йен изо всех сил старался не думать о соблазнительном теле, которое было так близко — только руку протяни…
— Вы знаете, дети мои, что тайна исповеди священна, — начал отец Эндрю. — Но сегодня я хотел бы коснуться предмета, о котором я слышу часто. И чем чаще я слышу об этом, тем больше это печалит меня. Многие из вас убеждены, что не заслуживают ни счастья, ни любви.
Йен услышал, как за спиной судорожно всхлипнула Тони.
— Жизнь человека сравнительно коротка, — продолжал священник, — тогда как вампиры обречены вечно мучиться стыдом и чувством вины. Многие из вас считают, что их души погибли навсегда. Вы боитесь, что Господь никогда не простит вас. И в своем заблуждении сами не можете себя простить.
Тони зажала ладонью рот. Брови Йена поползли вверх. Что происходит?
— Вы не можете забыть о своих грехах, — покачал головой отец Эндрю. — Но при этом все вы по-прежнему творения Господа, и Он любит вас.
Йен услышал за спиной сдавленное рыдание.
— Вы не должны думать, что не достойны любви, потому что Господь любит и прощает вас. Не позволяйте прошлому мучить вас, дети мои. Если Господь смог вас простить, почему вы сами не можете простить себя?
Тони, вскочив, стремительно выбежала из церкви.
Йен озадаченно смотрел ей вслед.
Отец Эндрю все говорил и говорил… казалось, этому не будет конца. А Тони наверняка сейчас плачет…
Йен незаметно выскользнул за дверь. И почти сразу услышал, как кто-то хлюпает носом. Она сидела в столовой, закрыв лицо руками.
— Тони, ты в порядке? — Дурацкий вопрос.
— Да. — Тони смахнула слезы.
— Что случилось? Отец Эндрю расстроил тебя?
— Он не нарочно. — Тони, встав, отошла к столу для смертных. — Эти его слова о прощении… Он прав, но…
— Но что?
— Я… я никогда не смогу простить себе…
— Милая, за что? Ты еще такая юная, такая невинная!
Тони обернулась. Лицо ее было залито слезами.
— Я… я позволила бабушке умереть.
Такого он, признаться, не ожидал.
— Вероятно, это был несчастный случай…
— Я не хотела, чтобы это случилось. — Из глаз Тони брызнули слезы.
Видеть это было невыносимо. Йен обнял Тони и крепко прижал ее к себе.
— Что произошло?
— Я училась в средней школе… Бабушка тогда уже болела. Я была достаточно самостоятельной — утром готовила себе завтрак, а потом уходила в школу. А перед тем как уйти, всегда заходила к бабушке попрощаться.
Значит, вот когда Тони научилась быть сильной и независимой, подумал Йен.
— Как-то вечером бабушка долго не могла уснуть. Я слышала, как она ворочается. Но утром, когда я заглянула к ней, она крепко спала. Мне не хотелось ее будить, и я ушла. А когда вернулась из школы, она… она так и лежала там… — Тони схватила со стола салфетку, но слезы полились ручьем. — Она умерла, пока я была в школе.
— Милая, она умерла во сне. Ты тут ни при чем.
— Ноя знала, что ночью ей было плохо. Если бы я утром позвонила 911, может, она бы осталась жива. Даже моя мать обвинила меня в том, что я плохо заботилась о ней! После смерти бабушки она отказалась взять меня к себе. Вместо этого она отправила меня в интернат.
Йен поморщился:
— Милая, прости, но твоя мать — просто бесчувственная сука!
Тони растерянно моргнула.
— Поверь мне, в матерях я разбираюсь. Когда меня обратили, мне только-только стукнуло пятнадцать. Я даже хотел вернуться домой, но… моя мать так никогда и не смогла меня принять.
— Но почему? — поразилась Тони.
— Ох… Как же это она сказала? В общем, в ее глазах я был порождением ада. Она сказала, что боится, как бы я, проголодавшись, не загрыз родных братьев и сестер.
— Чушь какая! Да любой, кто тебя знает, скажет, что ты никогда не обидишь тех, кого любишь!
Ее слова были для него, словно бальзам на душу.
— Как приятно знать, что кто-то тебе верит. — Йен заглянул ей в глаза. — Ну как, теперь полегче?
— Прости. — Тони высморкалась в салфетку. — Не хотела устраивать истерику, просто вдруг сорвалась… Поэтому ты и увидел меня в таком виде.
— Я увидел тебя в самом лучшем виде.
