Учитывая случившееся, я продвигался далее, весьма внимательно вслушиваясь, и однажды услышал звук впереди себя — весьма далеко — но тут же припал к земле и пополз назад, пока некоторое время спустя не решил, что достиг безопасного места. Так и вышло, потому что больше я ничего не слышал. Наконец настал восемнадцатый час дневного пути, я ел и пил, а потом нашел место для ночлега в узкой расщелине, поднимавшейся над моховыми кустами скалы. Проспав шесть часов, я пробудился, не претерпев никакого ущерба.
Потом я опять ел, пил и разглядывал Ночную Землю, оставшуюся, так сказать, у меня за спиной. Унылая и скучная равнина не знала ни огня, ни тепла, не видно было даже серных паров; словом, ничто не освещало ее, и жизнь вполне естественно должна была избегать этих мест. Край этот окружал меня со всех сторон, впрочем, на севере, похоже, мерцали огненные жерла, за которыми стояло зарево над Равниной Голубого Огня.
Хорошенько подумав, я понял, что не встречу Чудовищ в это унылой стране, если не буду жаться к жерлам. Следовало предполагать, что Скрип Невидимых Дверей еще может потревожить меня, однако чем объяснить безжизненность этого края — тем ли, что даже Чудовища боялись Дверей, или тем, что здесь было попросту чрезвычайно холодно, — сказать не могу; возможно, что объяснение надо искать в обеих причинах, что ни в коей мере не противоречит здравому смыслу. Наконец я снова бросил короткий взгляд на Великую Пирамиду, уже казавшуюся далекой после нескольких дней пути, и возобновил свое путешествие. Позвольте мне здесь заметить, что я заметно удалился от родного Дома, хотя и не настолько далеко как мне бы хотелось; следует помнить, что зачастую мне удавалось проходить за час не более мили, соблюдая великую осторожность, на четвереньках, ползком, вообще как придется. Потом я, естественно, не мог идти по прямой, мне постоянно приходилось отклоняться в сторону, чтобы избежать внимания Чудовищ и Сил Зла. Теперь, зная, что я нахожусь там, где в ночи скрипят странные двери, я самым тщательным образом следил за своим маршрутом и часто останавливался, вслушиваясь в ночь. Тем не менее, я не сумел избежать новой встречи с этим ужасом; я шел, осторожно ступая, и вдруг услышал над головой тихое бормотанье; оно становилось громче, словно бы надо мной открывалась дверь. Звук был в точности похож на скрип двери, через которую доносился далекий шум, — так бывает и в нашем времени, если открывают дверь в шумной комнате. Но то бормотанье, которое услышали мои уши, доносилось из какой-то пропащей и чуждой нам вечности. Не вините меня за то, что я столько говорю об этом, поймите, мне пришлось перенести такой глубочайший ужас, что память о нем не ослабевает; хочу лишь, чтобы и вы вместе со мной оценили жуть и страх, присущие грядущей Ночи. Но я наконец воистину миновал то место, где открывается Дверь в Ночи, не претерпев при этом несчастья, однако не по своей заслуге; скорее всего. Дверь открылась случайно, или моя тихая поступь все же встревожила Силу Зла, тем не менее, не ставшую меня преследовать. Предавая свои мысли бумаге, я сознаю, что записываю детский лепет, но в таком вопросе я не способен прикоснуться даже к краю истины, поэтому хватит о Двери, обратимся к более доступным мне материям. Словом, когда я в последний раз услыхал этот звук и ощутил, что нахожусь под его источником, то ощутил предельную — хоть и мгновенную — слабость души и сердца и быстро укрылся под покровом невысоких и густых моховых кустов.
Все существо мое содрогалось, я полз на руках и коленях, и трижды падал на лицо, — столь слабым сделал меня пережитый ужас; более того, я совершил грех и не обнажил свою руку, чтобы приготовить капсулу и умереть, если потребуется… я проявил столь потрясающую глупость, что даже теперь воспоминания заставляют меня трепетать; ибо Смерть — пустяк по сравнению с Уничтожением, хотя и она достаточно страшна. Однако случилось так, что ничего плохого со мной не произошло; и я удалился от беды, словно бы какая-то удивительная сила набросила на меня плащ-невидимку. Хотелось бы знать, не случилось ли этого на самом деле, но как это сделать?
Наконец я остановился, несколько успокоился, ел и пил, и вернул себе твердость духа. Закончив трапезу, я немного передохнул и продолжил путь на север, — к огненным жерлам, оказавшимся на этот раз не столь далеко.
Уже приближаясь к ним, я как будто бы снова услышал грозный звук, а посему мгновенно спрятался в моховых кустах и старательно прислушался; к счастью, я не обнаружил ничего дурного; и потому оставалось надеяться на то, что на этот раз со мной сыграла шутку собственная фантазия. Тем не менее, я опустился на четвереньки, и не разгибался достаточно долго — до одного из огненных жерл, которые давно уже не попадались на моем пути.
Нетрудно понять, что на этот раз я весьма осторожно приближался к огню, чтобы не привлечь к себе внимание Злой Силы, обитавшей в близком соседстве; кроме того, возле огненного жерла могло обитать любое чудовище. Но оказавшись поблизости, я выглянул из кустов и увидел крошечное жерло в небольшой низинке, вокруг не было заметно ничего страшного, а вид огня манил меня, давно уже не имевшего возможности согреться.
Некоторое время я лежал, наблюдая за окрестностями, и, наконец убедившись, что оказался в месте тихом и безопасном, вышел из моховых кустов и сел неподалеку от пламени, наполнявшего жерло и кипевшего в нем. Жерло испускало непривычный для меня шум, оно негромко булькало в своей впадине. Иногда оно совсем притихало и становилось неслышным, а потом снова начинало пузыриться, испуская в черную ночь тоненькую струйку сернистого пара.
Словом, я сидел, наслаждался тишиной, покоем и уединением; красный огонь жерла тихо светился во впадине, и я был рад, ибо сердце мое требовало отдыха.
За моей спиной на высоту человеческого роста поднималась небольшая скала, позволявшая удобно припасть к ней спиной, она еще и охраняла меня сзади.
Тут я поел и попил, соблюдая полную тишину, и, наконец, почувствовал себя чуть отдохнувшим, ведь сердце мое устало, как я только что говорил, должно быть, потому, что Уничтожение почти весь день висело надо мной, хотя я провел на ногах лишь двенадцать часов. Не сомневаюсь: вы поймете меня.
Но наконец сердце во мне укрепилось, дух согрелся, и, проверив на себе снаряжение, я встал с земли, и словно бы впервые в жизни взял Дискос в руки.
Я оставил огненное жерло, поднялся по противоположному склону низины и отправился на север. Передо мной лежало множество жерл, и они рассеивали вокруг себя мрак Ночи, мне даже казалось, что цепочка красных огней уводит меня от Равнины Синего Зарева.
Тут я поверил, что оставил наконец Край, во мраке которого обретаются эти Жуткие Двери, тяжесть оставила сердце мое, и я перестал опасаться нападения со спины, мысль эта весьма докучала мне, пока я пробирался Угодьями Мрака. Тем не менее, я не проявил опрометчивости, внимал всему и оглядывался на пути.
И за то, что я избрал столь верную и осторожную манеру передвижения, могу только благодарить Бога. Дело в том, что пройдя достаточное расстояние, я наконец приблизился к одной из тех низин, посреди которых бурлили огненные жерла, и остановился на краю ее, чтобы поглядеть вниз из-за прикрывавших меня кустов. Ничего живого мне заметить не удалось, и я спустился вниз, чтобы согреть у огня свое тело. Остановившись перед жерлом, я огляделся и заметил на противоположной стороне перед собой какое-то странное пятно на желтой земле. Но свет бил мне прямо в глаза и я не мог ничего разглядеть. Тогда я направился в обход — из любопытства, не предчувствуя ничего дурного. Не успел я приблизиться к тому пятну, как сразу заметил распростершуюся на нем Непонятную Тварь. Я шагнул вперед, чтобы видеть получше; тут, она шевельнулась, разбрасывая песок. Я немедленно отступил назад и замахнулся Дискосом.
