Весь тот день я бодро шел вперед; слева от меня тянулся лес, справа — берег моря. Деревья нередко спускались к воде, я брел между ними. Каким чудом казались они мне, никогда не видевшему в том времени леса. Рощи подземных полей не знают столь торжественной красоты. Да и запах этого леса казался сладостным для моего духа.
Итак, я все время шел возле моря, слева друг друга сменяли один за другим огромные леса. По пути я замечал жизнь в этих чащобах, откуда на меня время от времени из теней поглядывали живые глаза. И я не знал, пугаться мне или нет. Тем не менее, никто не посмел приблизиться ко мне.
Трижды за тот день я подходил к небольшим и вонючим огненным холмам, над которыми горело красное пламя. Грохот извержений был слышен еще из леса. Каждый вулкан окружало мертвое пространство, на котором огонь уничтожал большие деревья, хотя малые растения подбирались поближе — жизнь их умещалась в промежутке между двумя извержениями.
В тот день я прошел мимо тридцати и семи кипящих ключей. Не знаю, истинным ли было их кипение, но время от времени они окутывались паром и начинали реветь так, что можно было подумать, что за деревьями рычит огромный зверь.
Когда настал восемнадцатый час, я сел — как было в шестой и двенадцатый, — съел две таблетки, попил воды, вскипевшей весьма бурно, а потом лег спать, испытывая великую усталость. Я выбрал для ночлега место возле большой скалы, чтобы ни одна тварь не могла напасть на меня сзади. И я быстро заснул, заранее решив, что буду спать только телом, потому что блестевшие в чащобах глаза свидетельствовали, что в этих лесах обитали неведомые мне создания. Прежде чем уснуть, я думал о Наани, как и почти весь тот день; дух ее словно бы носился надо мной и звал жалобным голосом. Об этом упоминаю лишь затем, чтобы вы знали о моем настроении. И засыпая, я благословил ее еще раз, решив как можно скорее спешить к своей Деве, чтобы быстрей отыскать ту страну, находившуюся в неизвестной мне пока части мира, где находилось Меньшее Убежище. А потом я мгновенно заснул.
Пробудился я внезапно. Любезный свет этой страны незамедлительно открыл мне опасность — без всякой неуверенности, к которой я привык, имея дело с загадочными тенями и огнями Ночной Земли. Едва приподнявшись на локте, я увидел какие-то создания между деревьев, не более чем шагах в двадцати-тридцати от себя. Значит, дух мой вовремя заметил беду и разбудил меня. Еще выхватывая Дискос, я увидел, что передо мной находятся шестеро приземистых, как бы горбатых людей; прячась в тенях, они наблюдали за мной, поблескивая совершенно дикими, как у животных, глазами; мною овладел вполне понятный ужас. Впрочем, я был в панцире, чувствовал в своей ладони рукоять Дискоса, и дух мой не сомневался в победе. Я вскочил, готовый к бою. Горбатые исчезли, и я не видел, как они исчезли, хотя не отводил глаз от их укрытия. Передо мной не было никого, хотя только что неведомые мне Горбачи прятались между деревьев.
Оглядевшись, я заметил, что проспал пять часов, и съел две таблетки. Озираясь, торопливо испил воды, готовясь побыстрее оставить это место, ведь Горбачи наверняка прятались в нескольких футах от меня среди деревьев и были готовы наброситься на меня… Еще они могли созвать целое войско себе подобных ради моей погибели. Словом, собравшись и приспособив свое снаряжение, я отправился прочь быстрым шагом, держа Дискос в руках. Внимательно глядя по сторонам, я торопился вперед, потому что, невзирая на худобу, ощущал, что способен перегнать людей этой породы. И весь тот день, почти тридцать больших часов, я шел вперед быстрым шагом и следил за окрестностями. Каждые шесть часов я съедал по две таблетки, выпивал немного воды и шел дальше.
Умом я надеялся, что сумел избавиться от горбатых людей, но сердце говорило иное. Дважды и трижды замечал я в лесу слева от меня тени, которые старались держаться вровень со мной и всегда делали это украдкой. И сердце мое тревожилось, и надежда слабела. Наконец, вера в мирный исход иссякла, и я решил не засыпать, не обнаружив безопасного места. Так, в тот раз я шел тридцать долгих часов и никак не мог найти необходимого укрытия.
В конце тридцатого часа я заметил впереди воду. Вы помните, что море всегда было справа от меня. Я подумал, что это, наверно, море зашло в глубь земли, однако было иначе, потому что, приблизившись, я увидел реку, впадавшую в море и вытекавшую из лесов слева от меня.
В устье ее располагался небольшой островок, и, поглядев на него, я сразу понял, где можно найти убежище от горбатых людей, которые, вне сомнения, следили за мной. Тем не менее, это была праздная мысль. В первую очередь мне нужно было пересечь реку, чтобы продолжить путь вдоль моря, которому не было ни конца ни края.
Я не знал, как переправиться. Пустившись вплавь по большим и теплым водам, я, безусловно, мог бы попасть в зубы к какому-то чудовищу. И я направился вдоль берега реки, надеясь найти место, где берега сойдутся поближе. Пройдя значительное расстояние, я натолкнулся на вторую реку, втекавшую в первую, не более чем в миле от берега моря. Итак, сзади было море, впереди река, а другая река сбоку. Словом, я попал в западню.
Как нередко бывает в подобных случаях, от страха я невольно стал сообразительным и принялся разыскивать взглядом какое-нибудь упавшее дерево. Таких было много, однако среди крупных стволов я едва сумел отыскать два поменьше, которые вопреки изрядной усталости мне удалось стащить в воду.
После этого я изготовил себе грубый шест из молодого деревца, а потом связал оба ствола поясом и лямками так, что получился плот.
Учтите, что, занимаясь этим делом, я все время следил за окрестностями, чтобы Горбачи не набросились на меня, прежде чем я окажусь на воде. Постоянная помеха удвоила мои труды, но, в конце концов, все было готово, и я приступил к переправе.
Оттолкнувшись шестом от берега, я попеременно то толкал им свой плот вперед, то греб около получаса, — изделие мое трудно было назвать совершенным. Наконец, удалившись от берега, я приблизился к острову и счел разумным остановиться там на ночлег, а уж потом продолжить свой путь на другой берег. Так я и поступил, и, поев и попив, лег спать.
Но к этому времени прошло тридцать три часа после того, как я пробудился, и мною овладела усталость. Спал я долго и глубоко. Остров оказался действительно безопасным. Я не почувствовал никакой опасности и провел в мертвецком сне много часов.
Наконец я совсем проснулся, съел две таблетки и выпил воды, а потом продолжил свое путешествие, сняв пояс и лямки со стволов плота.
Я не испытывал более страха перед горбатыми людьми, так как они остались на том берегу реки; хотя и постарался напомнить себе, что подобные им существа могут населять оба берега. Впрочем, обитатели этого берега еще не обнаружили себя.
Весь день я шел очень быстро и видел много загадочного и чудесного. В конце шестого и двенадцатого часов я ел и пил как всегда, а между восьмым и четырнадцатым шел мимо двух могучих огненных гор, которые сотрясали всю страну грохотом. Четыре раза мне встречались чудовищные твари, но я вовремя прятался и не претерпел вреда от них. И мысли мои все время обращались к милой Деве, ради которой я совершал свое путешествие. Но занятый трудами похода, я нечасто мог позволить себе подобные размышления. Необычное и опасное постоянно требовали моего внимания. Словом, на всем долгом пути я редко мог со спокойной душой предаваться думам о моей Единственной. Однако разве нельзя назвать все мое путешествие песнью любви к Наани? А встреченные опасности лишь добавляли в нее достоверные подробности.
