Так думал я, лежа возле Наани, и, поняв, что проявляю излишнюю серьезность, решил покориться тому предельному счастью, которое осенило нас в той Стране Морей.
Когда мы покончили с едой и питьем, Дева помогла мне сесть, подперев мою спину иссохшим древесным стволом, который ей нетрудно было пододвинуть ко мне. И Наани села возле меня, и рука моя естественным образом обвила ее талию. Она сияла от счастья, а в моем сердце звучала нежная мелодия. Подхватив рукой ее пышные волосы; я рассыпал по своему плечу… мы смеялись как двое детей, ибо такими сделала нас любовь, и наши руки соединились под покровом ее волос.
Весь день мы провели на удивление счастливо, кроме недолгого мгновения, когда на берегу появились Горбатые — как раз на той плоской скале, где разразилась схватка; чем они там занимались, мы не разглядели; однако в конце концов они убрались восвояси, явно не заметив нас, после чего мы их уже не видели и целиком погрузились в счастье.
На десятый день я настолько поздоровел, что сумел пройтись по острову, Наани сопутствовала мне, заставляя отдыхать после недолгих прогулок.
После Наани принесла мне панцирь, который успела почистить до блеска, впрочем, металл был покрыт вмятинами и разрывами, и там, где чудовищная сила Горбачей позволила им пронзить броню своими острыми камнями, во все стороны торчали зазубрины.
Я не знал, смогу ли снова надеть панцирь. Удивительно прочный доспех сохранил мне жизнь в столь жуткой схватке, и нельзя было исключить, что он еще раз спасет мне жизнь; нужно было лишь выпрямить металл и разогнуть зазубрины, способные ранить меня.
Мы вместе подумали, а потом взяли то полено, которое Дева подкладывала мне под спину, и сделали его наковальней, окатанные камни послужили молотами, весь тот день мы — не без передышки — трудились над панцирем и постепенно вернули ему форму, а зазубрины сгладили так, что, в конце концов, я мог уже надеть свой доспех.
В одиннадцатый раз проснувшись на острове — наутро, как принято у нас говорить, — мы с Девой долго обсуждали дальнейший путь. Я еще не вернул себе прежние силы, однако нам следовало уходить, и я естественным образом опасался, что мы можем встретиться с опасностью и я не сумею с ней справиться.
Наконец, после долгих раздумий, Дева выкрикнула слово «плот», которое было уже готово сойти с моих уст. Нас осенила великолепная мысль. На воде мы избегали встреч с Горбатыми, могли отдохнуть, а при необходимости и переночевать, не заботясь о своей безопасности. К тому же работать веслами мне было бы легче, чем идти на ногах.
Обсудив эту мысль, мы оставили панцирь и пошли к плоту, чтобы определить, хватит ли нам сил сделать его более крепким, отделив себя надежной преградой от всех чудовищ, которые могли обитать в воде.
Потом мы вместе пошли в обход нашего островка, разыскивая кусты с длинными и гибкими ветвями, пригодными для плетения. Увы, ничего похожего на всем острове не нашлось, и тревогу мою умерило лишь то, что мы обнаружили достаточное количество тонких и стройных деревьев, годных на жерди.
Когда мы обошли весь остров, но так и не нашли ничего подходящего, Дева сказала с милой улыбкой, что нам придется отрезать ее волосы и наплести из них веревок. Но едва слова эти сошли с ее губ, я обнаружил способ достигнуть цели; трава, которая в изобилии росла повсюду, поднимаясь до моего пояса, а на кочках и до головы, оказалась удивительно крепкой.
Весь тот день мы занимались заготовкой веревок: резали траву, переносили охапки в наш лагерь. Дева научила меня плести, и мы сращивали плети, чтобы веревки получались нужной длины.
Весь тот день мы провели в счастливых трудах, но когда настало время сна, оказалось, что Дева сделала в два и три раза больше меня; и Наани став рядом со мной, поцеловала меня, чтобы я не расстраивался из-за того, что отстал в работе.
А на следующий день, двенадцатый, я взял Дискос и срубил шесть деревьев, а Дева тем временем плела свои веревки, чтобы не отходить от меня; и когда я срубил шесть деревьев, она велела мне прекратить это дело, чтобы не растревожить раны, которые заживали весьма скоро.
Остаток дня мы правили панцирь и провели его в полном довольстве и счастье.
На тринадцатый день я пересчитал таблетки и нашел, что нам хватит еды, если не медлить в пути к Могучей Пирамиде. Теперь я ел не более, чем обычно, хотя Наани уговаривала меня, и даже ругала, пытаясь заставить есть больше. Однако я не изменил своего решения; я твердо знал, что пока жизнь еще обитает в моем теле, не позволю моей прекрасной голодать в пути.
Утром четырнадцатого дня мы принялись за работу, — сразу после того, как ели и пили, и Моя Единственная осмотрела мои рубцы.
В тот день я срубил еще семь деревьев, доведя число стволов до тринадцати, обрубил с них ветви, после чего отсек от корней двенадцать деревьев потоньше и еще два самых тонких, которыми намеревался грести. Дева сидела возле меня, не прекращая плести.
Занятая своим делом Дева беседовала со мной, а я, сидя возле нее, орудовал ножом. Срезав кору, я укрепил на конце одной из жердей поперечину, которую закрепил веревками и колышками.
А потом взял кусок коры длиной примерно с мое бедро, и, оставив широким один конец, заострил другой; после, проделав дыры по всей длине коры, привязал ее к валу, получив доброе весло длиной, наверно, более десяти футов.
Закончив с лопастью, я взялся за рукоятку, обстругав ее, чтобы древко умещалось в руках Девы, шутливо причитывая, обвиняя в том, что она заставила меня потрудиться, я подогнал весло по маленьким ладошкам Наани.
Однако Дева разом пресекла мое веселье, закрыв своими ладошками мой рот; я расхохотался, и она вновь взялась за плетение.
Закончив одно весло, я сделал другое — грубое и тяжелое, более подобающее моей силе, и был весьма доволен результатом своих трудов, на которые меня подвиг скорее разум, чем память; мне приходилось пользоваться подобными предметами на тихих озерах Страны Молчания. После мы вместе занялись плетением веревок; и были заняты им, не прерывая беседы, но и не забывая про еду; ну, а после дневных трудов улеглись спать.
На шестнадцатый день мы встали, умылись, пили и ели. Дева оглядела мои повязки и решила, что хотя раны зажили, мне еще рано перенапрягать свое тело. Мы поплясали от радости, а потом Наани принялась помогать мне сооружать плот.
Целых шесть часов мы перекатывали деревья к берегу, после чего я начал привязывать молодые деревца поверх толстых. Среднее же бревно я оставил самым длинным, чтобы нос нашего плота напоминал нос корабля. Чтобы поперечины удерживали большие стволы, я обвязал веревками каждое их пересечение.
И весь тот день я был занят работой; наконец Наани велела мне прекратить, ибо, часто наклоняясь, я мог разбередить свои раны.
И я послушал ее, однако, отдохнув, вновь приступил к делу, и все шло ко благу.
На утро шестнадцатого дня, проведенного нами на острове, я закончил привязывать поперечины к плоту, поставил две опоры для весел, чтобы мы могли грести стоя, а потом мы собрали снаряжение и перешли на плот.
