Во второй половине дня я поймал прекрасную белую русскую офицерскую лошадь и затем ездил верхом, чтобы выманить вражеский огонь, перед цитаделью вплоть до моста, а также по улицам, которые, по словам 10/I.R.135, должны лежать под вражеским огнем, выезжал на мост, повернул и не был обстрелян. Твердо установил, что весь огонь велся собственными подразделениями — весь день господствовал психоз «стрелков на деревьях». Наступившей ночью я бодрствовал, хотя и мог бы поспать, контролировал охрану, обслуживание пулеметов. Большинство, главным образом молодые солдаты, спали.
Источник: ВА–МА RH 26—45 154 «Auszuge aus meinem Krieg–stagebuch zu den beiliegenden Bildern. von Dr. Leo Losert».
№ 57. Из воспоминаний офицера I.R. 130 Вальтера Лooca, (описание событий 22.06.41).
И тут — незадолго до 03.00
[207]
ч. позади нас начался и покатился дальше грохот, как будто поднялся занавес над ужасами преисподней. Сначала еще слышали отдельные выстрелы, грохот и свист ревущих рядом снарядов, которые тянули свою гибельную дорогу прочь — к противоположному берегу, из сотен стволов, от самого малого до самого большого калибра над нашими головами. Невольно втянув головы, мы почти забывали дышать. За секунду артиллерийский огонь и огонь другого тяжелого оружия набрал такую оглушительную и захватывающую дух силу, как я больше не испытывал с тех пор. Даже старые участники мировой войны, присутствовавшие в наших рядах, признавались позже, что в 1914/18 годах они не испытывали огонь настолько сконцентрированной мощности. Небо побагровело, и, хотя была ночь, все стало ясно как днем.
Большие деревья, которые окаймляют Буг, сгибались в диких движениях туда–сюда, как от невидимой силы, охваченные плесками атмосферного давления от разрывающихся снарядов. 03.11 ч., за 4 минуты до нападения пехоты, еще раз наступило усиление огня, который достиг тогда своего апогея. В течение 4 минут на русский берег из стволов батарей метательных установок вылетели 60 000 снарядов, которые, тогда впервые в бою, использовали электрическое воспламенение. Подобно кометам они — в узелках лучей 6—12 снарядов —тянули свои пламенные дороги, и их вой заставил умолкнуть бушевание «обычного» артиллерийского огня. Было чувство, как если бы на их удочках
[208]
поднялся мир, стараясь держаться в этом аде и сохранять ясную голову.
Точно в 03.15 ч. — как только был закончен огонь батарей метательных установок, сформированные штурмовые группы выпрыгнули из своих укрытий, быстрыми перебежками пересекли несколько метров до Буга и, подтащив малые надувные лодки, спустив их на воду, гребли из всех сил в сторону вражеского берега.
Предшествовавшая нападению артиллерийская подготовка была настолько продолжительной и мощной, что наши штурмовые группы на противоположном берегу не натолкнулись на какое–либо существенное сопротивление противника. В то время как наш огневой вал был передвинут далее вперед, штурмовые группы и штурмовые роты следовали за ним следом. На русском берегу собиралось все больше и больше пленных
[209]
с бледными от ужасов страшного артиллерийского огня лицами. Страх явственно читался на их лицах. Они стояли, неспособные к какой–либо речи и ответам, и их, остававшихся безучастными, можно было отводить в тыл.
Уже через полчаса после начала нападения — 03.45 ч. — в батальон прибыло сообщение, что первый важный дорожный мост между крепостью и городом Брест–Литовском, проходящий над каналом Мухавца, вопреки сильному вражескому сопротивлению взят штурмом (и притом неповрежденным) штурмовой группой лейтенанта Лера
[210]
. Еще и сегодня доска у этого моста напоминает о смелом офицере и его людях.
Но в этом случае я не хотел бы оставить неупомянутым еще и другого офицера — лейтенанта Кремерса, который был тоща же с признательностью упомянут в сообщении вермахта.
Лейтенант Кремерс, командир штурмовой лодки, имел задачу с началом общего наступления пехоты опустить свои лодки на воду и, идя с ними вниз по течению Буга, проникнуть в один из рукавов, которые омывали цитадель.
Затем оттуда он — предоставленный только себе самому — должен был пойти дальше, по водному пути в крепость, а именно — идя по фарватеру Мухавца, проникнуть далеко во вражеский глубокий тыл. На этом участке пути он должен был пройти еще хорошее расстояние по реке — до 2 больших мостов (дорожного и железнодорожного
[211]
) — овладение ими (причем невредимыми!) имело решающее значение для дальнейшего хода боевых действий.
Еще в исходном положении три его лодки (из девяти) были разбиты недолетом собственных реактивных установок, однако оставшиеся шесть он успешно спустил на воду. Загрохотав, взвывая моторами, штурмовые лодки устремились к цитадели и повернули в ранее намеченный рукав
[212]
.
Внезапно лейтенант Кремерс заметил, что киль его лодки захрустел на песке, но слишком поздно — и другие лодки неслись сюда и застряли на коварной песчаной отмели. Русский
[213]
, отойдя от своего первоначального ужаса, взял лодки под достаточно меткий огонь из стрелкового оружия с берега. Лейтенант Кремерс и его люди попрыгали в воду и объединенными силами сорвали лодки с песчаной отмели, толкая их до тех пор, пока они снова не имели достаточной глубины под килями. Под сильным вражеским огнем лейтенант Кремерс ушел назад до Буга, чтобы оттуда взять курс на другой рукав
[214]
. И на этот раз он имел большее везение, несмотря на то что три из еще оставшихся у него шести лодок, получив пробоины от вражеского огня, затонули.
