Наша рота и батальон размещались вдоль Мухавца. Здесь размещались склады: боепитания, обмундирования и пекарня при входе направо
[269]
. Прошло минут 15—20, когда прорубили несколько стен и соединились с другими ротами, и прямо в двери ворвался л–т, запыхавшись, и сразу обратился ко мне (мы сейчас же узнали друг друга — это был л–т Наганов), но отнеслись один до одного строго. Он сразу ответил на мой вопрос, когда я его узнал, и спросил: «Куда ты? Что там?..» «Давай мне двух человек с ручными пулеметами… Мне надо туда
[270]
… Там полковая школа… Все командиры наши там, наверное. .. а я…» (он сказал еще о том, что надо идти по левой стороне (там стояло разбитое от польской кампании здание), чтобы добраться до своего подразделения). Ему я выделили 2 чел. с ручным пулеметом, и он ушел с ними. Он обещал прислать связного, но я больше его не встречал. Только было видно — кто–то организовал возле Белого палаца и налево
[271]
от него крепкую оборону и сопротивлялся врагу. После ухода Наганова появился старшина. Он прибежал в открытую дверь с немецким штыком и, наверное, у него была уже и немецкая каска. Все это мы рассматривали как диковинку. Он сообщит о том, что убил 2–х или одного фашиста (хорошо не помню).
Пробивая стены ближе к выходу из крепости через мост на р. Мухавец, нас собралось около 300 человек, которые были сжаты огнем и дымом, охватившим здания от вещевого склада. Здесь я встретил л–та Мартыненко (с ним учились в КПУ и его закончили), мл. л–та Смагина, военфельдшера (с 3 кубиками), выпускника Харьковского медвоенучилища. Последний рассказал нам (офицерам), что он прибыл накануне 22.VI.41 г. в гарнизон и не знает, кому сдать документы. Его назначили нач. по мед.части (впоследствии он был убит бойцами за невыполнение приказания 24.VI.41 г.), был здесь ст. л–т (фамилии не помню), тяжело раненный. К вечеру и всю ночь рвались боеприпасы (и даже начался пожар днем) на складе. Вечером очистили противоположную сторону крепости от врага
[272]
. В этом большая заслуга большой группы бойцов, которые вели огонь со стороны Белого палаца. На Буге уже было возведено около 8 понтонных мостов. Деревянный мост
[273]
через Буг или его рукав оставался и на пятые сутки невредимым, за исключением легких минных пробоин. Когда были выбиты фашисты из расположения 84 сп, было тихо минут 5—6. Все, что было возможно из оружия и боеприпасов, опускали в подвалы. Тогда сразу начался артобстрел (минут 35) и после налет авиации с воющими сиренами. Мы были в подвалах. Некоторые подвалы, где попадала прямым попаданием бомба, засыпала выходы (отверстие круглое из подвала, которые находились в полу зданий) обломками стен. Бомбы были довольно крупного калибра. От волны взрыва шла кровь с ушей и носа. Рот нельзя было закрывать.
23.VI. Утром было тихо. Местная ружейная перестрелка. Я получил тяжелое пулевое ранение в левую ногу (в 1–й день получены легкие осколочные). Вели оборону круговую. Был обстрел и со стороны Мухавца. Питания и воды не было. Я больше всего уже находился там, где и застала война меня, т.е. вдоль р. Мухавец. На противоположной стороне
[274]
остались Мартыненко, Смагин и др. л–т с группой бойцов. Раненые были сосредоточены на южной стороне.
Враг делал попытки врываться в крепость, ежедневно ему удавалось на некоторое время просочиться, но не надолго.
На третий день со стороны Бреста появились два легких танка. Они обстреливали казармы, расположенные за Мухавцом, а затем направились через мост в крепость. Не доходя до моста, один был подбит из крупнокалиберного пулемета
[275]
, второй ворвался в крепость, где подавил раненых бойцов, лежавших в здании
[276]
, сделав два выстрела
[277]
, и ушел.
Гранат не было
[278]
, чтобы его уничтожить, т.е. подорвать. Когда он ушел, по–видимому, и захватил за собой подбитый танк
[279]
, потому что его не было, когда мы выползли снова из подвалов, над которым прошел танк, давя раненых. На третий день с 24 на 25–е была ночью сильная бомбежка с воздуха. После чего многие здания были разрушены.
25–го была бомбежка и днем. Не было воды: пили свою мочу, которой также не было; кровь, которая запекалась в ранах. 26–го днем после полудня послышались звуки рупора, который был установлен неизвестно где — то ли в голых от листьев кустарниках и вербах и тополях. Звуки были на ломаном русском языке: «Русь, сдавайся, бей комиссаров и евреев! (это слово они передали иначе). Сдавайтесь в плен!!!» Но на эти наглые звуки ответили последними боеприпасами (в это время проходило южнее крепости до полка наших самолетов). Это вселило в нас уверенность в нашей близкой победе. Все и раненые в этом бою участвовали. После отбития атак врага был артобстрел и через час налетела авиация. От которой я потерял сознание, так как был в это время (время обороны) раненный аж два [раза]. В ночь с 25–го на 27–е уже под утро рассказывали бойцы, с которыми был вместе: немцы ворвались в крепость со стороны Белого палаца и на южную часть до Мухавца, где 27 июня 1941–го подобрали, т.е. захватили, в одном из подвалов (возле прохода ворот до р. Мухавец, в метрах 50—70 от центральных ворот) в плен, вместе с моими 50 (около), 54 человека бойцов и мл. командиров. Все были ранены.
Я пришел в сознание по ту сторону Буга, куда нас увезли и бросили на сыром лугу…
