То, что в программе было демагогически объявлено «аграрной реформой», на самом деле легализовало лишь фактически существовавший статус общинного хозяйства, с той разницей, что советские крестьяне, обрабатывавшие землю, как и прежде, сообща, должны были сдавать весь урожай оккупационным властям. Сами же они получали своеобразную натуроплату.
На втором этапе этих аграрных мероприятий было предусмотрено превращение общинных хозяйств в «товарищества по совместной обработке земли», в которых на каждую крестьянскую семью или соответственно каждый двор полностью возлагалась ответственность по уходу за посевами на определенном участке земли и за сбор с него урожая, а на общину целиком — за вспашку и обработку земли, посев и сдачу всех поставок и налогов. Наконец, предусматривалось введение системы единоличных крестьянских хозяйств для особо «благонадежных» и «прилежных» крестьян.
Введением «программы реформ» господствующие круги Германии преследовали различные цели. Главная же политическая задача заключалась в полном уничтожении социалистического сельского хозяйства. Одновременно путем ликвидации колхозов и создания перспективы введения системы единоличного хозяйства они надеялись побудить сельское население к более интенсивной работе. Эта цель была ясно изложена и в разработанной министерством Розенберга инструкции о характере пропаганды по аграрному вопросу. Главным является, как в ней говорилось, увеличение, насколько это возможно, производства сельскохозяйственной продукции в интересах обеспечения снабжения Германии. Какими средствами и хозяйственными формами будет достигнута эта цель, оккупантов не интересовало.
Под влиянием поражения на Волге фашистские органы даже сделали шаг дальше, объявив в начале июня 1943 г. о передаче в частную собственность крестьян индивидуальных наделов земли. Этими мероприятиями они надеялись достичь большого пропагандистского эффекта, так как исходили из предположения, что советские крестьяне якобы недовольны коллективной системой хозяйства. Этой точки зрения до сегодняшнего дня еще придерживаются многие представители буржуазной историографии.
Но она оказалась неправильной. За исключением районов, лишь недавно воссоединенных с Советским Союзом, в которых в силу их классовой структуры у сельского населения еще сохранялось стремление к земельной собственности, и в которых колхозы еще в начальный период оккупации были разделены по частным хозяйствам, основная масса советского крестьянства была против реставрации частной собственности на землю. Это положение подтверждается и в высказываниях самих оккупационных органов. Так, командование 213-й охранной дивизии докладывало еще 27 августа 1941 г. — как раз в тот период, когда, по мнению буржуазных историков, советские крестьяне с нетерпением ожидали раздела земли, — что в их районах нет даже никаких признаков стремления к разделу колхозов, что колхозники по-прежнему придерживаются коллективной системы ведения хозяйства и продолжают учет трудодней за выполненную работу, как и раньше. А там, где крестьяне не возражали против раздела живого и мертвого инвентаря колхозов, эта «готовность» являлась зачастую попыткой его сохранения от грабежа.
Тот же факт, что в 1942–1943 гг. партизанское движение достигло громадных масштабов, что вообще-то немыслимо без активной поддержки как раз сельского населения, также свидетельствует о безуспешности фашистских мероприятий и пропагандистских маневров. Во многих партизанских краях советские крестьяне восстановили социалистические колхозные порядки, причем сельскохозяйственная работа там очень часто тесно переплеталась с вооруженной борьбой. Так, например, в районе Брянска уже в феврале 1942 г. действовало 16 сельских советов и 60 колхозов, которые обрабатывали земельную площадь размером более 6 тыс. га
[144]
.
Впрочем, советские крестьяне очень хорошо понимали, что им была уготована роль подневольных рабов германских помещиков. В действительности, конечно, господствующие круги Германии не были никоим образом заинтересованы во введении частной собственности на землю для широких слоев крестьянского населения в колонизируемых ими восточных районах. Пропагандистские установки по земельному закону предписывали поэтому избегать употребления такого понятия, как «земельная собственность»
[145]
. Столь же ясно в информационном бюллетене № 3 главного экономического управления «Юг» от 25 марта 1943 г. было дано разъяснение, что «товарищества по совместной обработке земли» являются конечной формой индивидуального землепользования и что в германские интересы не входит образование местным населением полностью самостоятельных индивидуальных хозяйств
[146]
. В конечном счете превращение совхозов и МТС в государственные германские предприятия и начавшееся поселение немецких и других колонистов (в особенности в Литве, Белоруссии и на Украине), а также частичная передача земли бывшим помещикам и кулакам из числа местного населения отчетливо показали истинные цели «аграрной реформы». Эти цели неоднократно публично упоминались и представителями фашистской Германии, однако их классовое содержание затушевывалось демагогической фразеологией. Так, Дарре заявил в 1942 г., что завоеванные на Востоке земли должны стать собственностью наиболее отличившихся в войне солдат и членов фашистской партии, которые в качестве новой помещичьей аристократии будут иметь своих крепостных из числа местного крестьянского населения
[147]
. В этом же духе высказывалась и фашистская пресса, стремясь увязать аграрно-политические грабительские и колонизаторские цели с задачами пропаганды среди солдат и в особенности малоземельного и безземельного сельского населения Германии. Говоря о роли военных органов в осуществлении этих мероприятий, необходимо подчеркнуть, что в 1943 г. при Верховном главнокомандовании вермахта был создан специальный отдел «Поселения», занимавшийся наряду с решением других вопросов составлением планов последующего раздела сельскохозяйственных площадей на Украине между военнослужащими.
Общее количество индивидуальных хозяйств, за исключением районов, воссоединенных с Советским Союзом в 1939–1940 гг., осталось незначительным. Но и создание «товариществ по совместной обработке земли», в которых фашистские органы усматривали наиболее эффективную и отвечавшую их дальнейшим целям организационную форму, осуществлялось очень медленно. Так, в рейхскомиссариате «Украина» из 16 536 колхозов к концу 1942 г. было реорганизовано в такие товарищества 10,2 %, а к маю 1943 г. — всего лишь 12,1 %. Несколько выше эти цифры были, по-видимому, в районах оперативного тыла сухопутных войск (в особенности на Севере и в Белоруссии
[148]
).
