Книга Вторжение. Судьба генерала Павлова, страница 64. Автор книги Александр Ржешевский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вторжение. Судьба генерала Павлова»

Cтраница 64

Перед началом и во время наступления артиллерия производит не огневые нападения, а прицельный корректируемый огонь по выявленным неприятельским целям (ослепление наблюдательных пунктов).

7. При переходе границы следует рассчитывать на встречу с неприятельскими танками. Поэтому необходимо держать наготове противотанковую артиллерию. Отдельно действующие подразделения следует в достаточной степени обеспечить орудиями ПТО…

…После захвата неприятельских наблюдательных пунктов и предполагаемых позиций противника на линии высот Мергуграужкяй — Пелуынартис дать сигнал белыми ракетами.

Командующий (подпись)»

Хацкилевич поднес спичку к бумаге и проследил, чтобы все листы приказа, не имевшего ничего общего с действительностью, сгорели дотла.

* * *

Ближний танк приткнулся к березе, содрав кору. Но с корнем не вывернул. Под тяжестью многотонной машины березка удержалась. «Гибкость помогла, — подумал Михаил Георгиевич и тут же прогнал шевельнувшуюся сентиментальную мысль. — При чем тут… березка? Нам не гибкости, а ума не хватает. Терпимость наша… жуткая».

Генерал тронул ладонью раскаленный солнцем металл. Не требовалось опыта, чтобы понять, какая внутри духотища. Спереди на литой броне — молнии царапин и ссадин от немецких снарядов и пуль. Германские машины оказались жидковаты против наших тридцатьчетверок. Какие танки! Но маловато их. А старые машины не смогли сдержать немецкий танковый клин. Вот ведь — все века воюют клином. И никто не может приспособиться. Сколько воображали французы — а как побежали, спасаясь от клиньев. Мы-то думали, немец завязнет в Нормандии. А он прошел ее в три дня. Надо подумать! Поставить тридцать четверки… так… Последнее горючее… последние снаряды.

Михаил Георгиевич подумал, что в утреннем сражении, несмотря на успех, не все получилось ладно. А разве у немцев ладно? Три танка запоролись на болоте сразу. Десяток наши танкисты сожгли. Рубеж удержали, и контратака вышла. Немецкая артиллерия била с пристрелянных позиций. А то бы дальше пошли. Но все равно! Атаку немцы не ожидали. Их танки разворачивались уже в бою. Каждый экипаж воевал за себя. А это немцы не любят и не умеют. Они привыкли нападать стаей. И надо показать, что мы не лыком шиты. Танковый клин будем крушить иначе. Снарядов не хватит и на половину хорошего боя. Значит, надо задавить немца раньше. А потом… авось. И ночь придет, и фронт подбросит горючее.

Сказать комиссару, чтобы людей приободрили. А чем? Новым маршем? Личный состав корпуса сложился из многих наций. В связи с танковым пополнением призвали на службу запасников. Из разных концов страны.

Их не собирались задерживать. Первый же выпуск танковых училищ должен был покрыть дефицит. Но судьба вывела запасникам иное: держать оборону и умирать в огне. Генерал видел список. Похоронки пошли в Смоленск, Московию, Донбасс, Киев, казахстанским женам и матерям. Хацкилевич много раз представлял, как похоронку получит его жена. И где она будет? Уцелеет ли во вселенской катастрофе? Он изгонял эту летучую мрачную мысль. Но в минуты затишья она вновь оказывалась рядом.

Командир батальона углядел командующего и четко отрапортовал.

— Бойцов накормили? — тихо спросил генерал. — Через десять минут подъем.

Он ожидал, что встретит на привале хмурые лица и будет читать по глазам упреки, с какими он сам примчался в штаб армии: мол, обманули. Но услыхал взрывы хохота и гортанный голос симпатичного низкорослого киргиза в расстегнутой великоватой гимнастерке. «Запасник», — определил генерал.

Еще шаг — и в просвете между литыми башнями стали видны бойцы, разлегшиеся на примятой траве. «К закату солнца немногие уцелеют, — подумал генерал. — Странно устроен мир. Грохот сегодняшнего сражения не успеет долететь до солнца, когда война кончится. Но уже без нас. Жалко молодых. Гражданская повыбила цвет нации. Эта косит молодых парней прямо тысячными рядами. Что останется будущему?»

Вспомнился маршал Кулик, прибывший из Москвы. Он судорожно хлопал генерала по плечу и просил что-нибудь сделать. Болдин тоже надеялся неизвестно на что и смотрел скорбными глазами. А он, командующий, знал, что корпус обречен. Снарядов — считанные штуки. А надо принять бой. По всей видимости, последний. Для него. И для многих ребят, танкистов и пехотинцев, которые смеются сейчас на полянке. Может быть, в этом смехе и скрыта загадка человеческой натуры, которая все-таки выдерживает невообразимый кошмар и продолжает бороться за жизнь. А значит, побеждать.

Гортанный голос маленького пехотинца с широким лицом и раскосыми глазами доносился через всю поляну:

— Нет! Я с детства как сыр в масле катался. Потом все поменялось.

Густой басовитый голос подсказал с хохотом:

— Расскажи, как с женой поменялся…

В ответ тонкий мальчишеский голос киргиза:

— Да! Гуляй, говорю. Много не нагуляешь…

— И больше не женился? — донимал тот же солдат. — Или решил?

— Да! Уйгурку взял. На пять лет моложе. Галима.

— Так ты орел! Беркут!

— Э-э… слушай! Беркут есть беркут. А орел — это орел.

— Не все ли равно? Что в лоб, что по лбу.

Маленький киргиз возбужденно поднялся на коленях и замахал руками.

— Беркут не будет есть мертвечину. Ему надо свежак. Орлы на могильниках. Беркут сурка берет, лисицу. Волка берет. Сурок вылезет из норки. Стоит свиристит. Беркут сверху налетает, поднимет на двадцать метров и бросит. Походит кругами. Смотрит, не подбежит ли шакал или лисица. Потом спускается и начинает клевать.

Впалые щеки пехотинца покраснели, черные антрацитовые глаза сияли. Михаил Георгиевич подумал, что южное солнце любит глубокие цвета. Черный, так черный. Зелень, так до самой глубинки, в несколько слоев. И — запальчивость, выводящая рассказчика непременно на первое место, чтобы тот ни говорил — грустное или смешное.

— А Галима на жену бывшую твою похожа?

— Нет! Совсем нет…

«Перед боем о женщине думаем. После боя — тоже о женщине, — усмехнулся Михаил Георгиевич. — И только в огне… Нет… В огне — никогда!»

— Подъем! Подъем! — прокатилось по рядам.

* * *

Корпус встретил колонну немецких танков раньше, чем те ожидали. Бронированные «панцеры», обкатавшие без особых помех землю Франции, теперь так же уверенно, сверкая полированными траками, молотили российскую пыль.

Русские танки перехватили колонну в узком, неудобном для нее месте и заманили на болота. В первом ряду нападавшие выставили старенькие Т-26, горевшие от бронебойных снарядов, как свечки. Прежде, чем отступить, они сделали несколько выстрелов. Питомцы Гудериана, предвкушая легкую добычу, кинулись на них, не разбирая путей. Но скоро тяжелые немецкие машины на узких траках стали вязнуть в трясине. И тут выскочили замаскированные тридцатьчетверки. Широкие гусеницы позволяли им быстро перемещаться по зыбкой почве. Там, где германские «панцеры» не могли развернуться, русские танки мчались легко и быстро. Больше десятка крестоносных машин разом запылали. Оставшиеся на твердом грунте открыли ураганный огонь, но русские танки, словно заговоренные, продолжали метаться в задымленном пространстве. Их орудийные залпы, нечастые, но точные, наносили немцам существенный урон, в то время как сами они оставались неуязвимы. Немецкие наводчики с ужасом обнаружили, что снаряды соскальзывают с литых краснозвездных башен, не причиняя им вреда, в то время как любое попадание в клепаную будку «панцера» сулило скорую или мгновенную гибель.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация