В первую очередь это вызывающий удивление факт, что 4-й отдел, разрабатывая мероприятия по оперативной базе, руководствовался ошибочной по своей сути идеологической установкой о том, что народы прибалтийских государств жизненно заинтересованы в социалистических преобразованиях и в силу этого полностью поддерживают освободительную миссию Красной Армии. С этих позиций оценивалась военно-политическая и оперативная обстановка в Эстонии и делался ошибочный вывод, что усиление активности немецких властей в проведении всякого рода тотальных мероприятий вызывает рост сопротивления и недовольство фашистским режимом среди основных слоев эстонского населения.
К сожалению, не принимал участия в разработке плана мероприятий по развертыванию базы сотрудник 4-го отдела Никуличев, который в это время находился в немецком тылу в составе 1-й оперативной базы. Очень пригодился бы его опыт работы в этой республике накануне войны, о чем он писал: «Начало Отечественной войны застало меня в Эстонии, когда я работал сотрудником отдела НКГБ в г. Пярну. 22 июня объявили войну, а 24 июня и все последующие дни, до прихода немецких войск шла борьба с бандами из эстонской контры, которая к началу войны сбежала в леса уезда, сумела организоваться, вооружиться, и с объявлением войны начала активные действия против Советской власти в Эстонии».
Уже один этот факт должен был бы заставить руководство отдела задуматься, ведь на территории Ленинградской области не было ничего подобного. Но… Никуличев, как уже говорилось, участия в разработке плана не принимал. Это пример единичный, частный, но он показывает, что была возможность более вдумчиво подойти к оценке оперативной обстановки в Эстонии и не упустить из виду возможность измены со стороны эстонцев, привлекаемых к участию в создании базы.
При разработке плана имело место явное непонимание отношения населения Эстонии к мероприятиям немецких властей. На самом деле большинство ее жителей рассматривали их административные меры как вынужденные и оправданные. В частности, не было противодействия мобилизации мужчин в возрасте от 18 до 45 лет в состав регулярных частей германской армии, в национальные легионы и карательные отряды. Не было возмущения вывозом рабочей силы в Германию, изъятием мяса, зерна и других сельскохозяйственных продуктов.
Население Эстонии положительно воспринимало факты возрождения немецким командованием органов самоуправления, по своей структуре и функциям сходных с административными учреждениями бывшей буржуазной Эстонии. К тому же установленный немецкими властями административный режим был действительно менее строг по сравнению с режимом на оккупированной территории Ленинградской области. Вместе с тем он обеспечивал за счет помощи самих же эстонцев, по существу, полный контроль над ситуацией в городах и сельской местности.
Немецкое командование внедрило систему мер, практически исключавшую возможность проникновения незнакомых лиц в какую-либо местность, тем более для развертывания разведывательно-диверсионной работы. В регионах велся постоянный визуальный контроль за прилегающей местностью со специально построенных вышек, а также радиоконтроль с помощью пеленгаторных установок. Для борьбы с партизанами действовали многочисленные отряды карателей, сформированные из взрослого населения. Хутора, расположенные у лесов и болот, были обеспечены телефонной связью с волостными управлениями, где на дежурстве постоянно находились специальные охотничьи команды — «ягдткоманды», состоявшие из местных жителей. Кроме того, для тщательного прочесывания лесов и болот в обязательном порядке привлекались команды местной самозащиты, «Омакайтсе», в которых состояли мужчины в возрасте от 16 до 65 лет. Леса, как в намечаемой для создания оперативной базы волости, так и по всей Эстонии были разделены широкими просеками, что позволяло лесникам и членам «Омакайтсе» вести наблюдение с целью выявления появляющихся там неизвестных лиц и своевременно уведомлять о них немецкие власти.
Странно, но эти особенности оперативной обстановки оказались вне поле зрения оперработников и не учитывались при планировании операции.
Именно к таким выводам пришла комиссия 4-го отдела УНКГБ ЛО, которая в октябре 1944 года выезжала на место развертывания оперативной базы «Балтийцы» для выяснения причин провала операции и розыска предателей.
Реальная ситуация выглядела следующим образом.
При комплектовании первых двух групп, «Балтийцы» и «Соколы», совершенно ошибочно акцент был сделан на лицах эстонской национальности, что и послужило, в конечном счете, причиной провала операции. В первой группе из пяти человек двое были эстонцы, во второй из девяти человек — четверо. На первый взгляд, включение значительного числа эстонцев было оправданным, они действительно хорошо знали местные условия, имели в Эстонии родственников и знакомых, с помощью которых предполагалось решать такие вопросы, как пополнение личного состава за счет местных жителей, получение информации о местах дислокации немецких частей и эстонских карательных формирований, обеспечение продовольствием, а также в случае необходимости временным укрытием. Однако все это было возможно при условии надежности привлеченных к сотрудничеству эстонцев, которая должна быть многократно проверена в процессе изучения их личных и политических качеств, а также семейных и родственных связей. Не было учтено и то обстоятельство, что они возвращались на свою родину, к родственникам, которые жили своей жизнью и не были сторонниками присоединения к нашей стране.
В августе — сентябре 1942 года 4-й отдел по анкетным данным выбрал из числа эстонцев несколько человек и направил их в разведшколу, где они в течение полутора лет обучались диверсионному делу и умению работать на радиостанции. Из анкетных данных эстонцев следует, что они были примерно одного возраста, от 20 до 25 лет, знали друг друга по совместной работе на торговых судах Эстонского, а затем Балтийского пароходств.
В период обучения в разведшколе в Лисьем Носу их проверка сводилась, в основном, к наблюдению за поведением во время занятий и совсем не проводилась по месту их проживания на конспиративных квартирах. В характеристиках по окончании школы отмечались с положительной стороны такие качества, как дисциплинированность и исполнительность, что, как известно, является чертами, свойственными всем прибалтийским народам, но не были приняты во внимание такие национальные качества, как замкнутость и стремление вести общение между собой на родном языке. Возможно, по этой причине остался не вскрытым их сговор после заброски в Эстонию перейти на сторону немцев.
26 октября 1943 г. недалеко от города Тарту, вблизи озера Выртсярв была десантирована разведывательно-диверсионная группа «Балтийцы» в составе командира П.Л. Русакова, его заместителя А А. Смогоржевского, радиста А.Г. Каттеля, бойцов — Н.Д. Семина и А.А. Саара.
Саар сразу после приземления отделился от группы и на ближайшем хуторе обратился к местному жителю с просьбой сообщить немецким властям о приземлении советских парашютистов. Утром следующего дня к немцам явился Каттель.
Прибывший из Тарту карательный отряд, который вел Саар, захватил в плен Русакова, Смогоржевского и Семина. Они были доставлены в тюрьму г. Тарту.
