И все же Хвиюзову удавалось находить взаимопонимание со своим коллегой — комиссаром латышских партизан, от которого он получал довольно обширную информацию, в частности, о намечавшихся теми диверсионных актах, что позволяло избегать непредвиденных столкновений и лишней затраты усилий.
Кроме того, приходившие на базу связные партизанской бригады в ходе опросов давали сведения о конкретных лицах из местных жителей, настроенных патриотично. Некоторых из них Хвиюзов использовал для получения разведданных и выявления предателей и немецких пособников. Связные доверительно предоставляли ему информацию о процессах, проходивших внутри латышской партизанской бригады, настроениях среди руководящего и рядового состава, в частности, об ориентации большей части партизан на прозападное решение прибалтийского вопроса по окончании войны. Нередко связные по идейным соображениям выказывали готовность войти в состав базы для оказания помощи в проведении агентурно-оперативной работы, от чего Хвиюзов уклонялся, чтобы не обострять отношения с командованием латвийских партизан и не давать повода для жалоб.
В результате правильной организации агентурной работы, взаимодействия с командованием латышской бригады, опроса наших военнопленных и местных жителей, а также целенаправленного руководства командирами групп и бойцами-разведчиками Хвиюзову удалось за непродолжительный срок, с февраля по май 1944 года, собрать важную разведывательную информацию по широкому кругу вопросов.
На основе его радиограмм в 4-й отдел Управление регулярно направляло в НКВД СССР спецдонесения о настроениях местного населения в связи с активными наступательными действиями Красной Армии; о его реагировании на измышления, распространявшиеся немецким пропагандистским аппаратом (что в случае занятия нашими войсками Латвии все латыши как враги большевизма будут уничтожены); об отношении к проводимым немецким командованием мероприятиям по мобилизации мужской части населения в формируемую латвийскую дивизию; о минировании промышленных предприятий Риги и подготовке их к взрыву с приближением Красной Армии; об отказе высшего немецкого командования от плана построения оборонительного рубежа в Эстонии; о настроениях в немецкой армии; о прибытии в Латвию с передовых позиций разбитых немецких дивизий и их переформировании; о численности и технической оснащенности прибывающих из Германии немецких воинских частей; о строительстве и переоборудовании аэродромов и численности находящихся на них самолетов, точности произведенных нашими летчиками бомбардировок и их разрушительных последствиях; о строительстве и использовании новой стратегической дороги Абрино — Остров; о размещении на хуторе Салнава, к западу от города Карсава, штаба германской Северо-Восточной армии и режиме его охраны и, наконец, о расположении в городе Цесис по Центральной улице, в доме № 36, где размещалось отделение тайной полевой полиции (ГФП), подведомственной ей специальной школы, готовившей диверсантов и разведчиков для внедрения в партизанские отряды и шпионажа в советском тылу. Фамилии большинства из них были установлены и сообщены в Центр.
Хвиюзов наряду с этим ставил руководство 4-го отдела в известность о некоторых фактах неправильного поведения Кучинского, таких, как разбазаривание имущества базы в обмен на самогон, распитие спиртных напитков с подчиненными, допускавшихся им необоснованных, порой провокационных действиях по отношению к рядовому составу, а иногда даже к нему самому, что не могло не сказываться на морально-психологическом климате в коллективе. Более того, имел место факт ничем не обоснованной проверки Кучинским Хвиюзова, повлекший гибель одного из бойцов базы.
Для проведения проверки он привлек четырех советских военнопленных, переодетых в немецкую форму. Что было дальше, изложили в своих объяснительных записках боец Б.Е. Алексеев и медицинская сестра А.Н. Шатобина после выхода из немецкого тыла в августе 1944 года. Радистка Е.П. Вишнякова, сотрудница 2-го спецотдела, донесла об этом рапортом на имя заместителя начальника 4-го отдела УНКГБ ЛО Желтякова В.Н.
В изложении бойца Алексеева от 31 августа 1944 г. «проверка» происходила так:
«Хвиюзов и я возвращались с разведки. Это было в конце марта 1944 года на реке Айвекста. Капитан Кучинский, подойдя ко мне, посвятил в свой замысел — сыграть шутку над Хвиюзовым, то есть чтобы я провел его до стога сена, а там должны были Хвиюзова взять в плен прибывшие на опербазу русские военнопленные. Я не согласился, объяснив, во-первых, что хотя они свои военнопленные, но в плен, даже шутя, не пойду, а во-вторых, не хочу подводить Хвиюзова.
Тогда он послал чеха Шимуру. И вот что произошло. В плен Хвиюзова не пришлось им захватить, так как Шимура повел Хвиюзова не на стог, где сидела засада в немецкой форме, а метрах в пяти. Когда Хвиюзов уже прошел стог сена, то военнопленные выскочили с автоматами и закричали: „Сдавайся!“ Я думал, что этим и кончится, но вдруг услышал длинные очереди из автомата, поэтому решил, что стреляет Хвиюзов и побежал на выстрелы. Первого я увидел Хвиюзова, бледного, с дымящимся автоматом. Он спросил: „Что это за люди?“ Но тут подошел капитан Кучинский и говорил только лишь одно слово: „Виноват я, виноват я“».
Медицинская сестра Шатобина А.Н.:
«В это время комиссар Хвиюзов был на задании по вербовке агентов.
Капитан Кучинский поговорил с военнопленными и приказал им взять в плен комиссара. А как это было организовано — я не знаю. Этим капитан хотел проверить стойкость комиссара.
Когда комиссар Хвиюзов возвращался с задания, к нему навстречу с оружием в руках в немецкой форме вышли 4 человека с крикам: „Сдавайся!“ и, не открывая огня, подходили все ближе и ближе. Двое из них стали взводить автоматы. Комиссар также взвел автомат. К нему подходили все ближе. Он открыл огонь первым. В это время двое бросили оружие и побежали, а двое были ранены, один тяжело, который через полчаса скончался, другой был на выздоровлении в течение месяца».
Вишнякова в своем рапорте изложила:
«… Кучинский с целью проверки Хвиюзова решил послать меня и 4-х бойцов из военнопленных для захвата Хвиюзова живым, якобы немцами. От участия в этом деле я отказалась, несмотря на нажим Кучинского. Приблизительно часам к 4–5 Кучинский выслал к стогу сена 4-х бойцов из числа военнопленных в немецкой форме, вооружив их автоматами.
После того, как была устроена засада, проходившему мимо Хвиюзову было предложено сдаться в плен, на что он открыл по бойцам автоматный огонь. В результате этого Хвиюзовым один из бойцов был ранен в обе ноги и другой смертельно, остальные спрятались за стог сена.
Моральное состояние всех бойцов от этой „шутки“ Кучинского сразу резко упало».
Хвиюзов, несмотря на имевший место инцидент, в известной степени подрывавший и его репутацию, продолжал изо дня в день настойчиво решать возложенные на него задачи и выполнять поручения Центра. В частности, ему предстояло с помощью комиссара латвийской бригады легализовать в Риге радиста 4-го отдела П.П. Эглитиса, который был заброшен на базу 27 марта 1944 г. в составе группы «Лесники». По плану Эглитис, уже официально находясь в Риге, должен был проводить разведывательную работу и результаты ее сообщать по рации в 4-й отдел. Реальность мероприятия не вызывала сомнений — к его выполнению были неплохие предпосылки. Эглитис — латыш по национальности, его мать, брат и сестра проживали в Риге, жена — в Ленинграде, где он до прохождения разведывательной подготовки работал в составе одной из пожарных команд младшим командиром.
