В этот же день Копылов прорабатывал с Капитановым возможность его проникновения в Старо-Сиверскую, с тем чтобы разыскать «Нюру» и «Раю». Однако мальчик уклонился от задания, боясь попасть в руки немцев.
18 сентября Копылов и Синецкий на Пятигорской мельнице провели встречу с Хожаловым. Не имея возможности проникнуть в Сиверскую иным путем, они дали тому задание выяснить, проживает ли в Ново-Сиверской сестра Баталова, и подыскать кого-либо из надежных женщин для использования в качестве связной.
Копылов закрепил вербовку Хожалова, получив от него подписку. Очередная встреча была назначена на 19 сентября, однако тот снова сорвал ее. К нему в дом в дер. Выру опять был направлен Капитанов с запиской о месте и времени новой встречи, которая состоялась 20 сентября, снова на Пятигорской мельнице. Встречу проводил Синецкий. Хожалов привел с собой девушку по имени Лида. Разумеется, Копылов не знал, кто она такая.
На самом деле это была та самая Алексеева, которая вместе с разведчиком Разумовым в июне 1942 года была заброшена Особым отделом 54-й армии в Финев Луг, в зону окружения 2-й ударной армии, и добровольно перешла на сторону врага.
Алексеева сообщила Синецкому, что была заброшена Особым отделом с заданием на оседание и легализацию, что с заданием справилась и, проживая и работая в Выре медсестрой, пользуется доверием у немцев.
Таким образом, Алексеева и Хожалов, выступая спаренными агентами, получили возможность игры. Они имитировали сложность выполнения заданий (хотя на самом деле работали под контролем немцев, которые сами подбирали информацию для разведчиков), срывали явки, не приходили на контрольные встречи, вынуждая направлять к ним для восстановления связи Капитанова. На встречи приходили, подменяя один другого, тем самым усложняя возможность проверки доставляемой ими информации.
Хожалов, выполняя задание немецкой контрразведки, продолжал изображать патриотически настроенного человека, преданного советской власти. Каждый раз он представлял о себе новые биографические данные и в конце концов сообщил адрес в Ленинграде, где якобы проживают его жена и три дочери. Алексеева же пыталась убедить Копылова, что она способна и готова выполнять его задания.
22 сентября Алексеева пришла на встречу одна. Она передала собранные разведданные по немецким объектам, а также сообщила, что ей удалось проникнуть в Ново-Сиверскую и что мать Баталова и его сестра по названному адресу не проживают, так как эвакуированы в другую местность. Ей было дано задание разыскать в Старо-Сиверской «Нюру» и «Раю» (их фамилий Копылов не знал).
Получив от Алексеевой информацию об интересе Копылова к «Нюре», отдел «1 Ц», несмотря на доверие к ней Рудольфа, поручил отделению тайной полевой полиции провести у нее в доме обыск, а саму ее арестовать. Однако обыски, проведенные перед арестом «Нюры» и после освобождения из тюрьмы, где та провела двое суток, результатов не дали, а данные ею на допросах объяснения сняли подозрения в помощи партизанам. Давая показания нашим следственным органам в феврале 1944 года, она очень удивлялась, почему у немцев вдруг появились подобного рода подозрения, и заявила, что никогда не была связана с партизанами и никакой помощи им не оказывала.
Что касается «Раи», то она, как мы помним, еще 27 июля была отправлена на работу в Волосовский район и контрразведчиков Сиверского больше не интересовала.
К этому времени бойцы группы были сильно истощены из-за отсутствия нормальной пищи. У них начались желудочно-кишечные заболевания. 18 сентября положение стало критическим, и Реев радировал: «Срочно бросайте продукты, живем ягодами…» Получив радиограмму, Трухин запросил начальника 4-го отдела: «Сообщите, можете ли срочно помочь продуктами». 19-го, а затем 20 сентября от Реева продолжали поступать просьбы о помощи: «Срочно бросайте продукты, хотя бы сухарей…»
Копылов, раздосадованный постоянными обещаниями по поводу выброски груза, 20 сентября отправил Трухину «художественную» радиограмму: «Хорошо нам на Некрасовской (т. е. в Боровичах — Малой Вишере. — Авт.) слышать ласковые слова, тяжеленько на высотке груза ждать до Покрова».
Трухин в ответной радиограмме от 23 сентября наряду с постановкой задачи написал: «Спасибо за радиограмму. Понимаю тебя. Согласен». Впрочем, продовольствия не прислал, а от его понимания разведчикам легче не стало.
24 сентября Трухин на основании радиограмм Копылова составил и направил начальнику 4-го отдела сообщение следующего содержания: «…„Иван“ с бойцом 16-го сентября ушел в разведку и до 22-го не вернулся. Опасаясь повторения предательства, Копылов с базы снялся и 23-го соединился с Реевым. Ваших продуктов, очевидно, не получил. Имеет 7 телеграмм, не может передать из-за отсутствия питания. Ждут продуктов, питания к рации, бумаги. Помогите с выброской. Дал указания вести разведку за коммуникациями и по объекту № 1».
Действительно, 22 сентября Копылов в связи с предполагаемым предательством во избежание облавы принял решение сняться с временной базы на высоте 113,5 м и идти на соединение с группой Реева, о чем радиограммой в Мало-Вишерскую опергруппу сообщил: «23 соединился с Реевым. Всего личного состава — 20 чел. Имею 7 опертелеграмм, передать не могу, нет питания, бумаги. Жду груз 24–25. Сообщите, будет ли».
В отчете бойцов после выхода в наш тыл отмечается: «Даже уходя с высоты 113,5 м 22 сентября, когда радиосвязь из-за отсутствия питания к рации стала нерегулярной, когда тяжело стало с продуктами питания, когда не вернулись „Иван“ и Пакки, Копылов принял решение о временном отходе с базы у высоты. Все чувствовали себя в основном хорошо, рассчитывая, как говорил командир Копылов, получить продукты и через несколько дней приступить к проведению операции».
С 28 сентября по 6 октября в адрес Трухина ежедневно шли радиограммы, в которых наряду с оперативной информацией все время говорилось о голоде. В ответ Трухин рекомендовал Копылову: «Подбодрите товарищей, сбросим».
6 октября Копылов снова сообщает Трухину: «Выброски не было. Когда будет? Положение в районе тяжелое, настроение бойцов мрачное, есть слабые. Что делать дальше?» 8 октября он информирует о невозможности в дальнейшем поддерживать связь из-за отсутствия питания к рации и просит давать сообщения вслепую.
Из оперативных радиограмм Копылова в Ленинград и Малую Вишеру видно, что немецкая контрразведка дифференцированно снабжала его информацией. Через Хожалова она давала малозначительные сведения о дислокации и перемещении мелких воинских частей и отдельных групп военнослужащих. Вместе с тем она прибегла к своему излюбленному приему: немцы часто предлагали организовать на подставленной ими конспиративной квартире радиоточку, после чего захватывали радиста и начинали радиоигру. Они и через Хожалова предложили посадить в «надежном месте» нашего радиста. Впрочем, на это Копылов согласия не дал и известил о полученном предложении Центр.
Одновременно немецкая контрразведка использовала Алексееву, чтобы установить причины интереса Копылова к окружению Сиверского разведпункта. Когда немцам стало ясно, что группа подбирается именно к нему, они через Алексееву дали дезинформацию, которую Копылов 4 октября сообщил в Малую Вишеру: «„Роза“ всей конторой переехал в район Нарвы. На его месте расположилась авторемонтная база. Дано задание через Нюру узнать местонахождение „Розы“ и „Раи“. Принимаю меры перепроверке этих данных. Ориентируйте, что имеете дополнительно по этому вопросу». Как ни странно, руководство 4-го отдела приняло эту дезу за правдоподобное сообщение и снизило и без того вялый интерес к работе группы.
