– Здесь неприятностей не будет, – сообщил
Большаков, – пока американцы или еще кто-нибудь не предъявят нам
конкретных доказательств существования нашей организации~
– А если предъявят? – прямо спросил Чеботарев. –
Что будем делать тогда?
– Стреляться, генерал. – Непонятно было, Большаков
шутит или говорит серьезно. – Мы создавали организацию, которая должна
защищать интересы нашей страны. Пусть даже не совсем обычным способом. Мы
создавали организацию для того, чтобы выполнять работу, которую не могут делать
наши официальные государственные службы. И я рассматривал свою деятельность в
организации, как такую же службу своей Родине, как и моя деятельность в
Комиссии. И надеюсь, что большинство наших сотрудников думают так, как я.
Поэтому при любом раскладе мы не имеем права подставлять свою страну.
– Государственная дума официально разрешила проводить
операции за рубежом с целью розыска лиц, виновных в гибели наших
сотрудников, – напомнил Чеботарев, – а предатели всегда виноваты в
гибели наших соотечественников.
– Это мы с вами будем объяснять в прокуратуре, когда нас
позовут на допрос, – добродушно заявил Большаков. – Давайте подумаем,
что нам делать. У вас есть конкретные предложения?
– Начать полномасштабную проверку. Об организации знают все
ее члены, а об операции Фармацевта в Испании были осведомлены только несколько
человек. От силы двадцать или тридцать, – напомнил Чеботарев. – Я
думаю, удастся вычислить «крота».
– Эти двадцать или тридцать – наши самые лучшие сотрудники.
И самые проверенные, – в сердцах возразил Большаков, – не говоря уже
о том, что список должны открывать наши с вами фамилии.
– Правильно, – улыбнулся Чеботарев, – только мы с
вами вне игры. Если бы американцы получили такого «крота», как вы или я, это
была бы их самая крупная удача за все время существования спецслужб США и
России. Вы можете себе представить, каким количеством оперативной информации я
обладаю? Зачем мне продавать информацию об организации, если я знаю почти всех
резидентов нашей разведки, работающих в Европе? По-моему, вывод очевиден. То же
самое и с вами. Завербовать руководителя Государственной технической комиссии
просто невозможно. Такие люди, как вы, проходят путь, длиной в целую жизнь.
Если собрать все секреты, которые вы знаете, их будет столько же, сколько у
президента страны или премьер-министра. У американцев не хватит денег, чтобы
купить вас, Иван Сергеевич.
– Спасибо, – кивнул Большаков. – Прямо
«патетическая соната». Только от этого мне не легче. Я знаю людей, с которыми
работаю, уже много лет. И среди них никогда не было предателей. Вы же
осведомлены, как именно я отношусь к подонкам, которые готовы ради «тридцати
сребреников» сдать свою Родину или своих бывших коллег.
– Нужно искать «крота», – твердо решил
Чеботарев. – У нас есть человек, которого пока не знают в нашей
организации?
– Есть толковый специалист, – вспомнив о Караеве,
сказал Большаков, – недавно он вернулся из Италии. Я думаю, что мы можем
поручить поиски ему.
– Тогда все. – Чеботарев взглянул на часы.
Поднялся. – Вы разрешите мне уйти?
– Конечно. – Большаков взглянул на молодого
генерала. – Скажите мне, Александр Дмитриевич, только искренне, зачем вы
вступили в организацию? Ведь когда распался Советский Союз, вам было только
двадцать восемь или двадцать девять лет. Неужели у вас сохранилось некое
чувство ностальгии? Или вы считали себя проигравшим в холодной войне? Но ведь
вы были тогда лейтенантом.
– Капитаном, – поправил его Чеботарев. – Я работал
прикрепленным к центральному аппарату. В августе девяносто первого. У меня на
глазах сносили памятник Дзержинскому. Мы находились в здании на Лубянке,
готовые умереть, если понадобится, но не пустить туда посторонних. Мы все были
тогда готовы умереть. У каждого был свой последний патрон. И каждый из нас
понимал, что случится, если толпа ринется в наше здание. Нас разделяли
несколько сот метров. Многие тогда сбежали. Я остался. Я ответил на ваш вопрос,
Иван Сергеевич?
– До свидания. – Большаков поднялся и протянул ему
руку. – Я слышал об этой истории. Но хотел, чтобы вы сами мне обо всем рассказали.
За месяц до начала событий. Лондон
Он был обижен. Нет, он был даже не обижен. Он был взбешен.
Как много он сделал для опального олигарха. Как тогда старался сделать все, о
чем его просили. Сначала он уговорил несколько своих бывших коллег выступить
вместе с ним на совместной пресс-конференции. Она получилась достаточно громкой
и провокационной. Они заявили, что им было поручено убийство известного
олигарха Глеба Жуковского.
После такого заявления он должен был уйти из органов. И все
его коллеги, которых он уговорил выступить вместе с ним, тоже ушли. Не помогли
ни черные маски, ни невнятные бормотания. Их быстро вычислили. По существующим
правилам, принятым в любых спецслужбах мира, они не имели права выступать на
пресс-конференциях, тем более с подобными откровениями. Им тогда никто особенно
и не поверил. В истории спецслужб не бывало подобных откровений сразу целой
группы офицеров. Такие заявления были похожи скорее на организованную
провокацию, чем на реальную угрозу. И их всех просто уволили из органов. В том
числе и его, полковника Витовченко.
Но их пресс-конференцию запомнили те, кто никогда и ничего
не забывал. Против него возбудили сразу два уголовных дела, его товарищей
начали преследовать. Некоторые сразу сдались, пойдя на сотрудничество. Некоторые
сбежали. Он уехал в Лондон, поддавшись на уговоры опального олигарха. Тогда
казалось, что ему нечего опасаться. С большими деньгами в Лондоне можно было
очень неплохо устроиться. Собственно, неплохо устроиться можно везде, когда
имеется солидный банковский счет. Но олигарах его просто обманул. Он выделял
ему на проживание только полторы тысячи фунтов, на которые можно было лишь
существовать, не умирая с голода. И отдельно оплачивал его расходы на жилье.
Полковник Витовченко в этот день приехал на встречу со своим
старым знакомым, чтобы договориться с ним о небольшом интервью для одного из
американских изданий. Иногда он соглашался ради небольшого гонорара придумать
очередную историю или рассказать о кознях бывшего КГБ. Правда, платили немного,
но это были деньги, в которых он так нуждался. Его знакомый – Анри Ланьель,
мужчина без определенного возраста, которому можно было дать и пятьдесят, и
шестьдесят, и все семьдесят. Он красил волосы в какой-то неприятный рыжеватый
цвет. Всегда носил яркие пиджаки и был больше похож на сутенера средней руки,
чем на солидного бизнесмена. Впрочем, бизнесменом он никогда и не был. Он был
журналистом, осведомителем полиции, крупье в казино, продавал автомобили,
владел небольшой туристической фирмой. Одним словом, занимался всем, чем можно,
так и не сумев сколотить достаточно капитала на жизнь. Вдобавок ко всем своим
проблемам он был импотентом, и последние тридцать лет его мало интересовали
женщины. Может, поэтому он их так люто ненавидел.
