Учитывая выставленные оборонительные минные поля, прикрытые крупнокалиберной артиллерией из района Таллина и с Ханко, такой вывод вполне логичен. Более того, посмотрите еще раз на боевые задачи корабельным отрядам. Самый мощный из них во главе с крейсером «Киров» должен прикрыть конвои восточнее мыса Юминданина — то есть там, где крупных кораблей противника уж точно быть не могло.
Таким образом, очевидно, что оперативное прикрытие не было ориентировано против группировки во главе с крейсерами или броненосцами. Кстати, среди главных угроз в боевом приказе эти силы также не указаны. Это все как бы с одной стороны, а с другой — отряды боевых кораблей в принципе не могут прикрыть от авиации и мин, то есть от главных угроз. Наконец, включение в состав групп оперативного прикрытия подводных лодок сразу указывает на то, что ни отряд главных сил, ни отряд прикрытия на самом деле никого ни от кого прикрывать и не собирались.
Таким образом, получается, что подобное построение сил флота не соответствует статье 90 БУМС-37, которая гласит, что: «Переход маневренного соединения флота должен совершаться для выполнения определенной боевой задачи, исходя из которой, строятся все расчеты по организации походного движения и его обеспечению», — то есть походный порядок должен соответствовать боевой задаче.
Чтобы уже больше не возвращаться к этому вопросу, рассмотрим, какие боевые задачи поставил командующий флотом своей авиации:
1. Вести разведку Финского залива, баз и аэродромов противника в прибрежной части Финляндии и Эстонии до меридиана 22°.
2. Нанести бомбардировочные удары по обнаруженным кораблям в базах, а также по аэродромам и батареям противника.
3. Осуществлять непосредственное прикрытие кораблей на переходе от меридиана 26°30′ до меридиана 28°30′ путем посменного патрулирования в воздухе групп истребителей.
При этом важнейшими объектами прикрытия объявлялись боевые корабли. Прикрытие судов предусматривалось только в случае отсутствия кораблей в районе, ограниченном меридианами 26°30′ — 28°30′.
Первый пункт приказа соответствовал повседневной деятельности разведывательной авиации флота в тот период, и таким образом никак не целеустремлял ее на обеспечение предстоящего прорыва флота в Кронштадт. Второй пункт, задача бомбардировочной авиации, похож на банальную отписку. Насчет кораблей куда ни шло, но по каким аэродромам и каким батареям противника наносить удары? Их несколько десятков вдоль маршрута прорыва, никакой авиации не хватит. Это если заставить их прекратить функционировать хотя бы на сутки. А если лишь на тот период, когда в радиусе их досягаемости будут проходить наши силы, то тогда нужно согласовывать удары авиации по месту и времени с динамикой перемещения этих сил. Ничего подобного в приказах нет. Последний пункт боевой задачи истребительной авиации, как мы уже знаем, просто не выполним.
Недаром военные говорят: «Как скомандовано, так и исполнено». В целом авиация действовала в соответствии с полученным приказанием: никаких сил противника не обнаружила, никаких ударов ни по кому не нанесла, никого с воздуха не прикрыла. Правда, справедливости ради надо отметить, что если 28 августа ВВС флота в интересах кораблей и судов совершили три самолето-вылета (!) общей продолжительностью 4 часа с целью «поиска эскадры КБФ», то 29 августа истребители 61-й авиабригады выполнили 59 самолето-вылетов для прикрытия кораблей и судов на участке Лавенсари — Кронштадт. При этом в районе Сескар лейтенант Максимов сбил Ju-88A-4 из KGr806. В этот же день получили повреждения от зенитной артиллерии два Не-111 из 3./KG4, один из них над о. Тютерс, а также Не-111Н-5 из 1./KG4. Последний вынужден был садиться на свой аэродром «на брюхо».
Зато 15-й авиаполк, решая задачи ПЛО, потерял два МБР-2, сбитые на взлете. Еще одна пара МБР-2 вела воздушный бой с Me-110. Всего же было выполнено шесть самолето-вылетов. 30 августа 61-я авиабригада совершила 54 самолето-вылета, еще десять 15-й авиаполк. Причем если МБР-2 не могли найти наши корабли и суда между Гогландом и Кронштадтом, то истребители не обнаружили воздушного противника к востоку от Лавенсари. А его там и не было. В это время германская авиация бомбила Гогланд. 31 августа истребители 61-й и 10-й авиабригад сделали по девять самолето-вылетов, но, опять же, противника не обнаружили.
Далее попытаемся разобраться, что предусматривалось сделать для нейтрализации угроз силам на переходе морем в соответствии с пунктом 5 статьи 195 НМО-40? Правда, сами угрозы хоть и определены правильно, но очень неконкретны. Действительно, что такое «переход будет происходить в условиях сильного воздействия авиации, мин, подлодок противника»? Где, какими силами будет воздействовать противник, а главное — кто и что должен делать с нашей стороны? Можно предположить, что командиры главных сил, сил прикрытия и арьергарда принимали свои Решения на выполнение боевой задачи, поставленной в боевом приказе. Но где эти Решения?
А что, согласно хотя бы действующим документам, не говоря уже о соответствующих разделах курса Военно-морского искусства или опыта первых лет Второй мировой войны, должны и могли предусмотреть офицеры-операторы? Пойдем в порядке, указанном в приказе.
Итак, угроза с воздуха. Для ее нейтрализации в те годы существовало четыре стандартных приема: прикрытие с воздуха своих сил истребительной авиацией, упреждающие удары по аэродромам противника, сокрытие от противника своих сил, применение зенитных огневых средств. О возможности привлечения истребительной авиации мы уже говорили — на нее надеяться не приходилось из-за просчетов в организации системы базирования. Скрыть от противника факт и маршрут перехода наших сил в тех условиях было практически невозможно.
Удары по аэродромам противника представляли большую сложность с мало предсказуемым результатом. Нельзя забывать о том, что аэродромы того времени не имели взлетно-посадочных полос с твердым покрытием, а являлись грунтовыми. Поэтому, чтобы затруднить взлет авиации, требовалось буквально перепахать все поле — но и тогда восстановительные работы зачастую занимали считанные часы. Сорвать удар авиации путем уничтожения ее на аэродроме, по опыту войны, можно было только в определенных условиях: внезапность удара, скученность стоянки самолетов, отсутствие эффективной ПВО и т. д. Кроме этого, нужно точно знать, с каких аэродромов будет наноситься удар, а вдоль коммуникации Таллин — Кронштадт их находилось сразу по нескольку как на финской, так и на эстонской территориях.
Существовала также одна особенность применения германской авиации, о которой мы тогда еще не знали, точнее, знали, но не сделали выводов из опыта боевых действий 1939–1940 гг. За счет создания оперативно-стратегических объединений авиации («воздушных флотов») немцами достигался высокий уровень централизации управления силами. Например, 1-й германский воздушный флот действовал на фронте от Валдайской возвышенности на юге до Финского залива на севере. Это позволяло достигать высокой концентрации усилий в нужном месте и в нужное время. Вот и получалось, что сегодня два десятка Ju- 87 поддерживали свои войска в районе станции Дно, а завтра они же атаковали советские суда между Таллином и Кронштадтом. Кстати, именно эта гибкость в управлении силами и высокая маневренность создавала у многих советских военачальников иллюзию того, что германской авиации просто «немеряно». Поэтому наличными силами при такой неопределенности в конкретных местах базирования германской авиации, нанесение предварительных ударов по аэродромам противника, скорее всего особого эффекта не принесло.
