Оставался четвертый способ защиты от воздушного нападения — непосредственное отражение ударов авиации с помощью зенитных огневых средств кораблей. Для этого существуют известные каждому морскому офицеру с училищной скамьи так называемые ордера ПВО. Под ними в общем случае понимается точно определенное по направлениям и дистанциям расположение кораблей и судов, охраняемых сил и сил охранения, действующих совместно для наиболее эффективного применения зенитного оружия.
Причем если не в училище, то уже на офицерских классах всех будущих командиров учили, что такие ордера могут быть не только противовоздушными, но и ПЛО, ПМО, ПКО. Например, посмотрим в каком ордере предполагался переход конвоя № 1. Мы уже разбирались с противовоздушными возможностями эсминцев и крейсера. Очевидно, что их надо ставить в кильватерной колоне через 2–3 транспорта и тогда можно прикрыть все направления зонами обстрела зенитной артиллерии. Конечно, огонь получается жиденький, однослойный, но это лучше, чем вообще никакой реальной защиты, как это предусматривалось не только построением первого, но и других конвоев. В случае построения сил в комбинированный ордер ПМО — ПВО десять эсминцев и крейсер, а также сторожевые корабли специальной постройки вполне могли бы взять под свою непосредственную защиту не менее 30 судов, то есть все наиболее крупные из них. Во всяком случае, это, безусловно, более рациональное использование боевых кораблей, чем выделение их в силы оперативного прикрытия не известно от кого.
Следующая угроза, обозначенная в приказе — это мины. Не вдаваясь во все тонкости минно-трального дела можно сказать только одно: для тех конкретных условий обстановки согласно статей 623 и 661 Наставления тральщиков (НТЩ-40) разработчики плана прорыва флота обязаны (!) были предусмотреть обвехование кромок тральной полосы. Это в сочетании с движением всех корабельных групп строго по одному маршруту в значительной степени снижало вероятность гибели кораблей и судов на минах.
Угроза подводных лодок для прорывающихся в Кронштадт сил, теоретически, конечно, существовала. По способам борьбы эта угроза сродни воздушной. Но поскольку точные места базирования подводных лодок противника тогда известны не были, то и нанесение авиационных ударов по ним невозможно. Учитывая сложность маскировки прорыва, оставалось только непосредственное ПЛО сил флота. Отсутствие надежной радиосвязи почти исключало применение противолодочной авиации в походном порядке группировки, не говоря уже об ордерах. В этих условиях, как правило, летающие лодки МБР-2 осуществляли поиск подводных лодок согласно заданию, полученному еще на аэродроме. По причине громоздкости системы управления, авиационные начальники, чаще всего, очень приблизительно знали, где находятся силы флота и в чем сейчас они конкретно нуждаются
[35]
. Отсюда и боевые задач летчикам ставились очень неконкретно, а значит, многое здесь зависело от их инициативы и подготовленности.
Но в любой ситуации наличие в районе пускай и крайне не совершенной противолодочной, она же разведывательная, авиации в некоторой степени повышало боевую устойчивость корабельной группировки. Учитывая, что ВВС флота к 20 августа располагало 67 исправными самолетами МБР-2, а также пятью Че-2, дальность действия которых позволяла оперировать до мыса Юминданина даже из района Кронштадта, а также практическое отсутствие над Финским заливом истребителей противника, то вполне реально было организовать их постоянное патрулирование в районе конвоев.
Другим достаточно эффективным способом снижения угрозы подводных лодок является построение сил в ордера ПЛО. Но в отличие от комбинированного ордера ПМО — ПВО, ордера ПМО — ПЛО не существует. Это вызвано тем, что при тогдашнем уровне точности определения подводными лодками своего места, им не назначали боевых позиций в районе минных постановок — то есть на заведомо известных заграждениях противника угроза со стороны подводных лодок отсутствовала.
Ведя разговор о противолодочной обороне так же необходимо учитывать, что корабли КБФ практически не имели средств обнаружения объектов в подводной среде
[36]
. При этом для «реакции» на визуально наблюдаемый перископ или след торпеды наиболее подходили малые охотники, которые в силу своей малой осадки (1,25 м) и так достаточно безболезненно «гарцевали» на минных полях. Таким образом, гидросамолеты и сторожевые катера могли снизить угрозу со стороны подлодок, что и должно было найти свое отражение в плане на прорыв в Кронштадт.
Любопытно, но в боевом приказе не указаны в качестве угрозы торпедные катера противника, хотя о том, что они действуют против наших сил, в том числе и в Финском заливе, командование флотом знало. Вообще при рассмотрении документов иногда создается впечатление какой-то параллельности миров. Кажется, что война шла как бы сама по себе, а планирование прорыва — само по себе. Во всяком случае, разработчики плана были обязаны предусмотреть меры по снижению угрозы со стороны торпедных катеров.
Подводя итог анализу разработанных на операцию боевых документов, можно сказать, что на самом деле речь идет об организационном приказе с приложениями. Их совокупность нельзя рассматривать как комплект Плана операции, потому что в нем отсутствует целый ряд основополагающих документов — например, план разведки, план ПМО, план ПВО и т. д. В этих документах нет даже намека на организацию каких-то действий по введению противника в заблуждение, по снижению предполагаемых угроз.
Что касается отсутствующих важных документов, то сразу хочется упредить тех, кто во всем этом увидит элементарный формализм: подумаешь какой-то бумажки нет! На самом деле тот же план разведки или ПМО — это не «бумажки», а рабочие документы соответствующих штабных постов, которые должны отслеживать обстановку по своему направлению и если не управлять выделенными силами, то выдавать свои предложения начальнику штаба. Так что отсутствие подобных «бумажек» — верный признак, что отсутствовали и соответствующие органы управления, а значит, этими вопросами никто не руководил.
ФКП флота на переходе развернули в штурманской рубке крейсера «Киров». На практике это означало, что на самом деле не то что флагманского — никакого КП не было вообще. Здесь надо сделать небольшое пояснение: в данном контексте под командным пунктом понимается не помещение, а орган управления при командующем. Он должен состоять из различных специализированных штабных постов. Именно эти посты управляют в интересах всей группировки разведкой, всеми видами обороны, спасательными действиями и т. д. Учитывая особенности операции, начальник штаба флота должен был определить перечень этих постов и поставить им задачи. Но в нашем случае он вообще оказался в другом отряде, то есть на переходе штаб не имел своего начальника.
