После 22 операций по стерилизации евреев, проведенных доктором Штейнхардом, оперировать начал я сам под постоянным наблюдением последнего и стерилизовал таким образом 34 человека, в числе которых было человек десять ребят в возрасте от восьми до пятнадцати лет. Таким образом нами было стерилизовано 56 человек евреев, которые оставлялись здесь же в поликлинике для дальнейшего лечения. При проведении операций изредка присутствовал директор больницы г. Бауска врач Нейдер (бежал вместе с немцами) и раза два приходила туда в операционную врач горбольницы Шлессер (где находится сейчас, не знаю), но ни тот, ни другая непосредственного участия в операции не принимали (из любопытства, что ли, заглядывали — интересно ведь, правда? — Примеч. авт.). Доктор Штейнхард также удрал вместе с немецкими захватчиками.
— Доступ в поликлинику, где находились на излечении больные после стерилизации, посторонним лицам был разрешен?
— Нет, больные были совершенно изолированы и в поликлинику, где они находились на излечении, посторонние не допускались. Само здание охранялось местными айзсаргами и шуцманами, в числе которых были Жибейко, Кочетков и другие, фамилии которых я сейчас уже не помню. Жибейко и Кочетков являются жителями города Бауска, последний — сын врача, мать и отец которого в 1941 году в Резекненском уезде были арестованы органами соввласти и вывезены в глубь Советского Союза (молодец Оскар Иванович, из полицаев сдал только русских! — Примеч. авт.).
— Что стало с группой этих евреев впоследствии?
— Всех их в одно время расстреляли. Стало мне известно об этом при следующих обстоятельствах: однажды, рано утром, было это или в последних числах июля месяца или в первых числах августа месяца, сейчас точно не помню, ко мне на квартиру, где я остановился, пришел шуцман Циммерманис и передал мне ключи от поликлиники, сказав при этом, что там уже никого нет, т. к. сегодня ночью всех находившихся там евреев вывезли в лес и расстреляли, в том числе и детей в возрасте от восьми лет и старше, которые были нами стерилизованы (вот здесь, я полагаю, уже вмешалась „нормальная“ оккупационная немецкая власть, дав простую и понятную команду своим латышским подчиненным — без фокусов расстрелять всех! — Примеч. авт.).
После этого разговора я встретился с доктором Штейнхардом. Последний подтвердил изложенное и сказал, что за проделанную работу я могу получить деньги и возвращаться к своему месту жительства в Курменскую волость, при этом написал мне записку в городскую управу о выдаче мне причитавшейся компенсации. С этой запиской я направился к начальнику уездной полиции Ванагу, который к этому времени сменил Друвкална, он мне наложил свою визу на этой записке и я в городской управе получил деньги немецкой валютой в переводе на советские деньги сумму в 940 рублей.
— А что было написано в записке, полученной вами у доктора Штейнхарда для представления в городскую управу?
— В своем письме доктор Штейнхард просто писал: „Прошу выплатить Плявениексу Оскару за 26 стерилизованных евреев такую-то сумму“.
— Назовите фамилии стерилизованных вами евреев.
— Я уже показал, что всего мною было стерилизовано 34 человека, из коих я помню только Тойкса и Блумберга — оба они жители города Бауска; первый занимался барышничеством, а второй — торговец, имел свою лавку, остальные лица мне также были известны, но их фамилии я уже забыл (неглуп, ой, неглуп фельдшер. Да, кастрировал. Но кого — мелкобуржуазный элемент — лавочников, барышников, а пролетариев, нет, не помнил… — Примеч. авт.). Между прочим, Тойкс — это один из евреев, которому удалось бежать перед расстрелом, в настоящее время он проживает в городе Бауске.
И вот тут допрашивающий, замнач отдела по борьбе с бандитизмом НКВД Яссон спохватился:
— Если вы стерилизовали 34 человека, то почему вы в таком случае получили вознаграждение за стерилизацию только 26 человек?
— Городская управа мне заплатила только за стерилизацию городских жителей, за лиц, проживавших не в черте города Бауска, вознаграждения я не получил».
Завершая допрос, опер Яссон задал простой вопрос, который, видимо, весьма сильно его занимал — как ты мог делать это… детям? Только в протоколе, ясное дело, сформулировано по-канцелярски:
«— Дайте политическую оценку факту массовой стерилизации еврейского населения и как вы расцениваете свое в этом участие?
— Сам факт массовой стерилизации еврейского населения нужно рассматривать, как высшую форму издевательства над личностью и как мероприятие, направленное на уничтожение человечества, на это способны только фашистские мерзавцы. Я в этом случае оказался активным проводником столь гнусной политики фашистской Германии, которую осуществляли на временно оккупированной территории немецкие власти и их ближайшие соратники немецко-латышские националисты в лице Друвкална, Ванага, Штейнхарда и других.
Показания мне прочитаны, со слов моих записаны правильно, в чем и расписуюсь».
Вот вы представьте себе, уважаемый читатель, что вам лет сорок и у вас — подросток сын, и что это вы со своим сыном ждете очереди на операцию, а в углу забитой соседями и знакомыми комнаты плачет от боли десятилетний искалеченный мальчонка в мокрых от крови трусиках — сынишка вашего приятеля. А самого приятеля только что «санитары» тоже уволокли в операционную… А если тебе, другой читатель, лет пятнадцать-семнадцать и ты еще не знаешь, что такое любовь, вообрази на миг, что это ты на месте такого же юного еврейского парня и что они ковыряются в твоей промежности…
В июле 1941 года Фридрих Еккельн, между прочим, истреблял евреев на оккупированной Украине, совершенно не предполагая оказаться осенью в Риге.
А эти… эти местные, они же всегда были только активными проводниками…
Глава восьмая
Тихая провинция
Обыкновенные люди
Курляндия, западная часть Латвии, красива какой-то тихой, неброской красотой. С севера и северо-запада ее ополаскивает своими пресноватыми водами Балтийское море, выбрасывая штормами на нежный мягкий песок живописных пляжей груды пахучих водорослей, в которых частенько прячутся коричневые и желтые камушки янтаря. Звонкие прямые сосны с коричнево-красной корой шумят кронами и рассыпают по песку сотни небольших колких шишек.
Сразу же за полосой песчаных дюн, заросших низким колючим кустарником, начинаются крестьянские поля, которые перемежаются лесами, врагами и тихими незаметными речками. Пологие холмы плавно переходят один в другой, открывая то луга с пасущимися на них бурыми коровами, то бесчисленные поля ржи и свеклы, аккуратные зажиточные хутора, а то и невеликую перспективу какого-нибудь провинциального городка с обязательным церковным шпилем и остатками когда-то грозного баронского замка.
В полусотне километров от Лиепаи расположился небольшой городок Айзпуте.
Населения в нем и сегодня около пяти тысяч человек, а полвека назад было чуть поболее трех с половиной тысяч, но своей историей Айзпуте, он же Газенпот, мог бы, по справедливости, гордиться.
