Формально, конечно, за сюрприз ответственность лежала на баронете. Винченце всего лишь подбросил ему пару гениально оригинальных идей. Затею любящий сын принял с восторгом и, разумеется, попросил помочь осуществить. При этом совсем не думал, не представлял, что поздравлением в смешных маскарадных костюмах сюрприз не ограничится, а с пугающей быстротой развернется в настоящее театральное представление.
Маркиз принялся за дело со всей серьезностью. Для начала привлек в предприятие самого барона, сделал его своим тайным союзником. После этого с полной свободой принялся распоряжаться в доме всем и всеми.
Еще накануне он тайком наведался на кухню, где совершенно не согласился с заранее составленным хозяйкой списком угощений и продиктовал кухарке да поварятам дюжину рецептов итальянских блюд, уточнив притом, что и чем можно заменить при нехватке экзотических компонентов.
Лакеям он приказал к вечеру приготовить в саду площадку для костюмированного театрального представления. То есть позаимствовать из крыши строящегося во дворе сарая доски и сколотить из них помост для сцены. Снять в задней, никем не занятой спальне с кровати старинный балдахин и, вытряхнув столетнюю пыль, приладить в качестве занавеса. Из всех дальних комнат и с чердаков собрать стулья, снять покрытые паутиной чехлы и установить перед сценой в строгом геометрическом порядке.
Хозяйку, буде она вдруг покусится зайти в тот уголок сада, было велено не пускать под любым предлогом и отвлекать каким угодно вопросом. (Впрочем, забегая вперед, скажем, что исполнять сей приказ не пришлось. То ли Виолетта Германовна была слишком занята личными делами, то ли делала вид, что занята, а сама все-таки догадывалась о сюрпризе и из деликатности не хотела никого огорчать, но обходила то место стороной.)
Горничным, что помоложе, тоже занятие нашлось. С обычной работой им было приказано управляться поскорей и пораньше, а вместо досужих разговоров и прочих глупостей внести свою лепту в устроительство праздника. В лучших традициях древнегреческой драматургии Винченце задумал превратить девиц в хор-балет русалок. То есть всего лишь повелел надеть длинные рубашки до пят да наплести пышных венков на головы. Чтоб ничего долго не заучивать, песню им все вместе придумали без слов — «ля-ля» да «ой, лю-лю» всякие. И танец навроде хоровода с маханием рук и букетов. Посмотрев на короткую — первую и последнюю — репетицию, барон пришел в восхищение. Синьор же Винченце, скромно потупившись, сказал, что его вдохновляла сказочная местная природа.
Далее, когда все занялись порученными делами и секретничали по углам, прячась от виновницы торжества, пришел черед приступить к самому главному.
Пьесу для представления Винченце выбрал попроще, из знакомого всем репертуара — сочинение господина Шекспира «Отелло». Конечно, действие пришлось значительно сократить, выкинуть кое-какие сцены и лишних героев. В общем, играть решено было с середины, сразу приступив к основному. Многие страницы томика были безжалостно перечеркнуты крест-накрест острым карандашом, а оставшиеся покрылись многочисленными стрелочками и заметками, набросанными быстрым мелким почерком со скупыми завитушками.
Накануне поздним вечером, едва дождавшись, когда баронесса отправится в свою спальню, в саду, как будто ради игры в кегли, было созвано всеобщее собрание домашних заговорщиков, где маркиз объявил о том, каким образом он распределил роли пьесы.
Позже, почти уж ночью, Винченце отдал томик классика кухарке для чтения вслух на кухне — ради общего ознакомления с материалом. А сам, вздохнув наконец свободно, уединился в библиотеке. Что он в ней делал, нам уже известно.
Итак, злодей-обманщик Яго достался камердинеру барона, длинному худому старику. Винченце счел подходящими его бакенбарды, крючковатый нос и высокомерную манеру держаться со всеми, включая собственного хозяина. С костюмом для него обошлись просто — взяли его же старомодный мундир темного сукна с медными пуговицами, начищенными до червонного блеска, присовокупив вместо плаща приколотое к плечам огромными булавками покрывало с золотыми кистями — с дивана из кабинета барона. Правда, прежде оное пришлось выбить на заднем дворе и отчистить щеткой.
Партию его супруги Эмили, добродушной подруги Дездемоны, поручили бывшей кормилице Артура Генриховича. Ей очень подошел огромный чепец, одолженный у кухарки из выходного гардероба.
Персонажей Кассио и Родриго, как ни пытался, Винченце вычеркнуть не сумел. Пришлось первого — наивного офицера, несостоявшегося любовника героини, — поручить шестнадцатилетнему смуглому сыну садовника, имевшему очень кстати черные как смоль цыганские кудри и карие глаза, выражением напоминающие взгляд теленка. Второй персонаж — противник первого и сообщник вероломного Яго, — достался сыну кухарки, закадычному приятелю первого. Узнав, что на сцене им двоим предстоит изобразить поединок, оба страшно обрадовались и немедля отправились репетировать на задний двор, даже толком не дослушав, кто кого согласно пьесе победит. Об усердии, с коим они готовились к представлению, вечером на премьере ясно свидетельствовали симметричные синяки на их физиономиях.
Исполнять Отелло доверили самому Артуру Генриховичу, отчего тот сделался несказанно горд. И даже не стал возражать, когда Винченце тщательно измазал ему физиономию, шею и руки жирной ваксой. При этом итальянец не пожалел для представления карнавальный костюм из личного багажа, сшитый специально для столичных маскарадов. (Кстати сказать, именно он послужил прекрасным эффектом при знакомстве с деревенскими ребятишками.) И хотя курточка оказалась новоявленному кипрскому генералу узковата в плечах, а штаны длинны — получившийся мавр больше походил на сильно загорелого флибустьера, чем на горячего южного военачальника, — вид у главного героя вышел впечатляющий.
Разобравшись со всеми персонажами, синьор Винченце занялся несчастной Дездемоной. Сославшись на то, что венецианец свою соотечественницу, венецианку, никому другому доверить не может, эту роль он оставил себе.
Винченце заранее выменял у приглянувшейся дворовой девки за колечко ее девичью гордость — толстую косу цвета спелой пшеницы. Перед самым представлением, когда стали сгущаться сумерки и съезжаться гости, а празднично одетая Виолетта Германовна вышла на белокаменное крыльцо с колоннами при полном параде — он на пару с баронессиной горничной заперся в будуаре хозяйки. Там они вдвоем справились с косой, пришпилив ее к собственным золотым кудрям маркиза и обвив ниткой жемчужных бус. У баронессы же позаимствовали косметические средства для грима. А также пышное платье, которое бережно хранилось в глубине гардероба в память о балах далекой юности вот уж без малого двадцать лет. Они не сомневались, что баронесса им пожертвует ради искусства. На удивление, наряд пришелся почти впору, разве чуть короток. Но образ требовал исключительно осиной талии. И чтоб потуже затянуть корсет, понадобилась грубая мужская сила. Горничная свесилась из окна и кликнула кстати пробегавшего мимо конюха. Втроем они порвали два шелковых шнура, но в конце концов своего добились.
Встав перед высоким зеркалом, уперев руки в бока и сдунув с носа выбившуюся от усердия прядь, Винченце придирчиво оглядел получившуюся Дездемону. По ту сторону стекла на него смотрела не робкого вида девица, готовая пройтись по падающим к ее ногам кавалерам, будто по дворцовой лестнице…
