Даниил некоторое время таскался за мной по живому уголку, глядя, как я выгребаю грязную подстилку из клеток и засыпаю новые сухие опилки, как меняю воду в поилках и раздаю корм. Проще всего было с Жаравь-птицами, волками, единорогами и грифами — им достаточно было дать простое мясо, зерно и сено. Для остальных приходилось готовить специальные кормовые смеси. Исключение составляли драконы и аспиды — для них уже давно выпускают комбикорма, которые надо только размочить в горячей воде.
— А можно, — услышал я голос Даниила, о котором успел позабыть за делами, — можно я вам помогу?
— Отлично, — обрадовался я. — Тогда, будь добр, на столе лежит колбаса. Покроши ее и дай кошкам и ласкам. Много не давай — она кровяная.
Даниил поставил свою коробочку на стол и застучал ножом по доске.
— А почему вы не пользуетесь магией? — спросил он через некоторое время. — Гораздо проще взмахнуть рукой и прочесть заклинание…
— Во-первых, магия — это еще не все. Она не панацея от всех проблем, — ответил я. — Во-вторых, таких заклинаний не существует, и у меня нет времени сидеть и выдумывать их. Ну и в-третьих — надо же что-то и самому делать! Зачем тогда человеку руки и ноги? Чтобы ими размахивать в такт сказанным словам?
— Но ведь иной раз слова действительно помогают!
— Да, когда другие способы неприемлемы. Помнишь, как лорд Вэл заставил замолчать даму Морану на педсовете? Он нашел те единственные слова, которых она боялась.
— Помню, — помрачнел Даниил и отвернулся, отложив нож.
— Извини. — Я запоздало вспомнил, что коснулся больной темы. — Но ты на собственном примере почувствовал, что слова могут причинять боль. И даже если бы я сейчас прочел над тобой какое-нибудь забористое заклинание, тебе не было бы больнее.
— А вы знаете такие заклинания? — мгновенно оживился Даниил.
— В нашей Школе Колдовских Искусств преподавали Искусство Словесной Битвы, но у меня была другая специализация — магические животные. Поэтому этой темы я почти не касался. Помню только кое-что из теории. Но, надеюсь, ты пришел сюда не для этого?
— Нет. — Даниил сложил в кучку нарезанную колбасу, вытер руки об себя и осторожно взял коробочку. — Вот. Посмотрите, пожалуйста.
Я торопливо сунул ведро с комбикормом в вольер драконам — пусть сами разбираются, кому первым есть, — и подошел к мальчику. В коробочке лежал его серый с бурыми разводами мотылек. Он не шевелился, но когда Даниил поднес к нему палец, медленно забрался на него.
— Последние два дня он какой-то вялый. Не ест ничего.
Я посмотрел на мотылька, который лениво ползал по руке мальчика. Не надо было быть специалистом, чтобы понять — насекомое впадает в спячку. Другое дело, что для ТАКИХ мотыльков спячка означает смерть.
— А чем ты его кормил?
— Сиропом. Я таскал из буфета сахар, разводил в воде и давал ему. А позавчера он поел совсем мало. Вчера не ел совсем и даже не летал, когда я его выпустил. И сегодня…
Мотылек заполз ему на большой палец и там уселся, сложив крылья.
— Сколько дней он уже у тебя?
— Я нашел его на каникулах.
— То есть уже недели две? Надеюсь, ты знаешь, что это за насекомое?
— Да. — Даниил твердо взглянул мне в глаза. — Это душа моего отца.
— Ты в этом уверен?
Даниил погладил мотылька по пушистой спине. Тот задвигал усиками.
— Я это знаю, — сказал мальчик, — потому что уже однажды видел его.
— Когда?
— В ночь после смерти отца.
Для тринадцатилетнего мальчишки он слишком спокойно говорил о таких вещах, и я заподозрил неладное.
— Ты знаешь, что случилось с твоим отцом?
— Да. Он… однажды он приехал в школу, где я учился, и забрал меня. Прошло всего четыре месяца со дня смерти мамы, и я обрадовался, что отец хочет побыть со мной. Я даже не спросил, куда мы едем, а сам он не говорил об этом. Мы приехали в Индию, остановились в гостинице на границе с Непалом, и отец сказал мне, что если я буду хорошо себя вести и не выйду из номера до завтрашнего утра, то утром он придет за мной и мы поедем кататься на слонах и посетим Храм Вишну. А нам как раз задали доклад о богине Кали и еще кое-что из индийской мифологии, и я обрадовался. Я люблю писать доклады. — Даниил мечтательно улыбнулся, но тут же опять погрустнел, вспомнив тот день. — Ну, в общем, я сидел в номере один. Я не знал, когда придет отец, и решил не спать всю ночь. Но около полуночи я как провалился в сон. А когда проснулся, было уже утро. И в окно бился этот мотылек. Он вел себя как-то странно. Я вспомнил формулу, которой нас учили на втором курсе — как отличить живое от неживого, — и сразу понял, что мой отец умер в ту ночь, а это… это…
Голос его дрогнул, и я обнял мальчика за плечи. Он не плакал и выпрямился, быстро справившись с собой.
— А дальше? — рискнул спросить я.
— Дальше ничего. — Даниил опять погладил насекомое. — Я спустился вниз и от портье позвонил дяде в Хельсинки. Сказал, где нахожусь и что папа умер. Он сразу вылетел за мной. А мотылек… Я хотел его забрать, но он куда-то делся. И обнаружился только на чердаке дядиного дома. Я сам сказал дяде, что больше не хочу учиться в Полых Холмах. Пусть он найдет школу поближе к его дому. Вот меня и перевели сюда…
В моей голове словно зазвенел звонок. В рассказе Даниила было что-то знакомое. Что-то очень важное.
— Где это было? — спросил я.
— В Индии, на границе с Тибетом. Городок…
Я отмахнулся. Дикие Горы, те самые, запечатанные Александром Македонским!
— А когда это случилось? Ну, когда умер твой отец?
— На двенадцатый день после Осеннего Равноденствия.
Я со свистом втянул в себя воздух. Двенадцатый день Осеннего Равноденствия — как раз в этот день из заключения сбежал Белый Мигун! В прессе говорили, что ничего не знают о его возможных сообщниках. В прессе сказали неправду. Один сообщник у бывшего лидера сектантов все же был — Йозеф Мельхиор, отец Даниила. Знает ли мальчик, что его отец погиб, возвращая свободу преступнику?
Я покосился на Даниила. Мальчик сидел и гладил мотылька.
— Что с ним теперь будет? — спросил он. — Он будет жить?
— Вряд ли, — сознался я. — Ты не хуже меня знаешь, что души умерших не могут и не должны вечно находиться среди живых. Твой отец остался на земле потому, что очень любил тебя и не хотел расставаться так скоро. Ведь после смерти матери ты был бы совсем один. Поэтому он задержался здесь в образе мотылька. Но сорок дней уже прошли, ему давно пора в иные миры. Он еще держится, еще живет, но рано или поздно вам придется расстаться навсегда. Пойми это. Таков закон природы.
— Ему можно помочь?
— Я попробую что-нибудь сделать. — Я подошел к шкафам и стал перебирать их содержимое. Иногда нам приходилось содержать дома бабочек, сильфид и прочих воздушных созданий. Однажды я как-то смастерил самостоятельно вольеру для тараканов. Но мотылек — совсем другое насекомое.
