— Возьми на добрую память, княже, — молвила она. — Плетка эта не простая, в ее хвосты стебли перелет-травы вплетены. Как захочешь, чтобы твой конь поскакал выше леса стоячего, ниже облака ходячего, ударь его плетью этой промеж ушей. А захочешь, чтобы он вновь на обычный скок перешел — изловчись и ударь его по глазам. Но помни: пользоваться ею можно только три раза — на четвертый она смерть коню принесет!
Властимир подумал — принимать ли такой дар. Отвел глаза и неожиданно встретился взглядом с Буяном.
— Бери, князь, не сомневайся, — сказал тот. — Девица умом сверстна, каждое слово ее — правда чистая!
Князь принял плеть и спрятал ее в седельный мешок. Пока он искал отдарок, Веденея не отходила от его лошади. Взглянув на нее, чтобы повиниться, что не нашел ничего достойного, Властимир заметил, что она заплетает в косицу прядь гривы Облака и что-то приговаривает одними губами. Она улыбнулась и стала завязывать конец косицы ниткой, которую ловко выдернула из рукава.
— Это тебе памятка, — объяснила она. — Как расплетется моя косица, так тебя назад потянет. А пока ниточка эта в ней, так и я с тобой буду…
Губы ее дрогнули жалобно, и она быстро ушла в дом.
— Едем, княже. — Буян тронул его за локоть, — Пора и честь знать!
— Погоди! Ты видел? Видел, что она сделала? — прошептал князь.
— Да все я видел, все. А теперь едем!
Властимир тяжело вздохнул, повернул коня, и всадники покинули деревню.
Во время пути князь все надеялся, что Буян скажет: «Ну, прощай», — свернет и оставит его одного, но гусляр держался рядом или чуть позади с независимым видом. Он беспрестанно вертелся в седле, весело скалился, что-то напевал про себя. Кроме того, он болтал без умолку, и к вечеру первого дня Властимир твердо решил, что если случай не избавит его от гусляра, то он избавится от него сам, доложив о нем в Резани варяжской общине. Те схватят изгоя-убийцу и отвезут его в Росток. В память о помощи, что Буян оказал ему, князь вступится за него, упросит дать ему право отстоять свою жизнь в поединке, не казня, — перстень, врученный Роолдом, давал князю такие полномочия. Но пусть изгой не надеется на большее.
Они ехали по берегу вниз по течению Оки. Вокруг расстилались земли княжества Резанского, его, Властимирова, отчина. Взяв власть, Улеб, его отец, расширил свои владения, забрав под свою руку многие деревни и мелкие города вверх и вниз по течению реки и некоторых ее крупных притоков. Сначала он брал кроме клятвы верности от городов-заложников отроков десяти—пятнадцати лет. Теперь эти мальчики давно выросли, многие стали воеводами на своей родине и верными слугами резанского князя, а иные жили в Резани, до сих пор служа в княжьей дружине или на его дворе.
Ни разу не заезжая в деревни — в Ласкове запаслись сытью и ячменем для лошадей на месяц или больше, — они на вторую ночь остановились всего в четырех верстах от переправы на Резань. До города оставалось всего ничего, но Властимир твердо решил, что Резань он минует. Он все думал и долго без сна ворочался на земле, подложив под голову кулак.
Буян тоже полночи не смыкал глаз. Впервые за все время он почувствовал оберег — при касании тот слабо жег руку, а в душе рождалось недоброе предчувствие. Он должен следовать за князем повсюду, что бы ни случилось, — наказ Чистомыс-ла, хоть волхв ни разу не сказал ему вслух, сидел в нем прочно, как собственное имя. Может, князю не придет в голову завернуть в родной город? А если все-таки придет? Что тогда будет? Ведь и там есть варяги…
Едва на востоке показался краешек алой фаты зари, Буян встал и, крадучись, направился к обрыву, с которого открывался вид на правый берег Оки и дали за нею. Там он сел на мокрую от росы траву, обхватив колени руками.
Мир еще спал, хотя ночные твари уже прятались в свои норы и гнезда, а дневные не спешили просыпаться. Был самый тревожный час суток, когда яснее всего голос тревоги, а сон крепче всего и слаще. В такую пору нападают враги и совершаются тайные убийства и побеги. Не сбежать ли ему от князя?
Юг, куда смотрел Буян, пропадал в ночной мгле, но свет прибавлялся, и вот уже можно отличить небо от земли. Безлунная ночь катилась к закату, звезды гасли одна за другой, а свет зари становился все ярче и ярче, словно она вбирала в себя их блеск. Уже повеял утренний свежий ветер, гусляр обхватил плечи руками — его начал пробирать холод.
И в этот миг взошла звезда Полынь.
Он просмотрел ее появление, или же она явилась внезапно — будто далеко боги запалили факел. В ночь звезда светила ярко-алым светом, и ослепшему от ее сияния гусляру показалось, что она мигает, словно и впрямь была глазом огромного чудовища. Буян привстал, чтобы поточнее определить, в какой она стороне, и так и остался стоять — там, куда упал его взор, лежал город Резань.
Сейчас город был скрыт расстоянием и ночной тьмой, но он был именно в той стороне. Значит, ему придется проехать совсем близко от него, а там его ждет опасность, и, глядя на звезду Полынь, он понял какая.
Дождавшись полного рассвета, Буян, удрученный, вернулся к кострищу.
Сон разметавшегося у погасшего костра Властимира был неспокоен. Буян видел, как подергивается его лицо и дрожат веки. Гусляр с жалостью поглядел на князя и стал готовить завтрак.
Властимир проснулся, учуяв запах жареного, и некоторое время полежал, не открывая глаз.
— С добрым утром, — донесся голос Буяна. — Я знаю, что ты не спишь. Вставай и присоединяйся!
Князь поднялся, спустился к воде умыться и вернулся к костру как раз тогда, когда у гусляра все было готово и можно было приступать к трапезе. Буян предложил князю жареного мяса, но тот принял угощение с таким видом, что Буян сразу заподозрил неладное.
— Что случилось, князь? Или тебе нездоровится?
— Здоров я, — хмуро откликнулся Властимир, — только…
— Потерял что?
— Да нет. Просто сон мне был странный… Приходит ко мне мать моя, прямо сюда, и говорит: «Вернись домой, сынок! Если уедешь в путь-дороженьку, никогда уж не воротишься. Сложишь в землях чужих буйну голову, и никто того не уведает. Останешься в чистом поле воронам на съедение, людям лихим на поругание…» А мать моя вещуньей слыла, она никогда слова зря не говорила. Вот я и думаю — а не голос ли это божества!
От этих слов у Буяна сразу отлегло от сердца.
— Это голос страхов твоих, княже! — воскликнул он. — Напугало тебя то чудище, что встретил ты в лесах Муромских, вот и думаешь ты, что еще почуднее и пострашнее может встретиться. А так ли то будет — ни ты, ни я не ведаем. То знают одни боги, но они так легко воротиться с дороги не дозволят.
— Но до моего города не так уж далеко ехать. Не зря мне сей сон был!
— Не зря! — разгорячился Буян. — Подумай, княже, вдруг это боги тебя испытывают, посылают тебе знамение. И должен ты либо свернуть с пути, и другого искать им надобно для подвига, либо ты достоин их чести окажешься и продолжишь дорогу славную. Верь слову моему, князь! Не следует заезжать в Резань, хоть и тянет тебя на родину, — заедешь, никогда уже Резань не покинешь, да и мне, — он коснулся оберега, — беда грозит в том городе.
