Не успел Буян и рта открыть, как заговорил Властимир:
— Про то, почему его изгнали, я ведаю. Буян мне все давно рассказал. Для тебя он изгой, а мне — побратим и верный Друг. Он мне столько раз жизнь спасал, сколько ты за свою жизнь кружек вина не выпил. Здесь нет его варяжских врагов, а ежели бы и были, то говорили бы они со мною, князем резанским. Гляди!
Он сунул под нос новгородцу даренный когда-то Торболдом перстень. Коли бы не заговорили здесь про варягов, так бы и не вспомнил про старый подарок, что каким-то чудом не потерял в дороге.
Увидев трезубец Рюрика, чванливый новгородец присмирел и отступил. Полоняники окружили гусляра, прося рассказать былину или спеть, и разом замолчали, когда он тихим голосом начал сказывать о чудесах в дремучих лесах и о Соловье-разбойнике.
Заслушавшись его, полоняники не сразу услышали, как опять заскрипела дверь-камень, и опомнились только тогда, когда, бряцая оружием, в пещеру ворвался десяток хазар-охранников, выставив вперед копья со сверкающими наконечниками.
Полоняники в смятении сгрудились в кучу, закрывая вскочившего Буяна.
Из-за спин хазар вперед выбежача девушка в темном узком платье с длинными распущенными белыми волосами. Она сразу ткнула пальцем во Властимира и закричала:
— Вот он! Вот! Хватайте его! Это он хотел убить Змея!
Властимир стоял как громом пораженный, не сводя взгляда с преобразившейся Беляны и не веря своим глазам.
— Правду сказал мне отшельник, — только и смог прошептать он.
Охранники-хазары бросились на безоружного князя, выставив копья, но им наперерез с криком рванулся Буян и свалился под ноги переднему. Не удержавшись, хазарин споткнулся и упал. На него налетел второй, третий… Образовалась куча мала: из-под нее, пыхтя, ужом выполз Буян и закричал полоняникам:
— Други, что же вы стоите? Поможем князю! Аи не славяне мы!
На него навалилось сразу несколько охранников, и крик его прервался. Он отбросил одного, другого, но третий больно заломил ему руки за спину.
На шум и крики в проеме показалось еще несколько хазар. Они разом бросились к дерущимся, но тут полоняники молча пошли на них с голыми руками.
Сшиблись быстро и сильно. Кто-то из славян закричал, почуяв в груди холод копья, но убившего его охранника повалили, отняли саблю. Изяслав вынул из груди умирающего копье. Вооруженные бросились на помощь безоружным. Все больше сабель, копий и щитов переходило в руки славян. Те, кто еще оставались безоружными, все равно смело лезли в сечу, хватали нацеленные в них копья, висли на них, пригибали к земле, рискуя жизнями. Заверещала Беляна — кто-то сильно отпихнул ее в сторону.
На отбившегося от троих хазар Властимира налетел новый охранник, целя копьем в грудь. Но князь левой рукой поймал ратовище у самого наконечника, отвел его в сторону и ударил охранника свободным кулаком.
Властимиру не раз приходилось так валить на охоте лосей, медведей и кабанов. Удар, который сбивал двухгодовалого лося с ног, отбросил хазарина далеко назад. Он упал и затих, оставив в руке Властимира копье.
Вокруг кипело кровавое побоище. Полоняники дорвались до оружия и сражались с ожесточением людей, которым уже нечего терять. По полу ползали раненые и умирающие, сражающиеся спотыкались о трупы. Буян в разорванной от ворота до груди рубахе, схватив копье посередине, пошел на двоих охранников, отбиваясь и сам нанося удары. Увлекшись с одним, он старался выбить хазарскую саблю и завладеть ею, но в это время второй хазарин замахнулся ему в спину копьем.
— Берегись, Буян! — крикнул князь.
Гусляр обернулся, увидел охранника с выпученными глазами, что падал прямо на него. Копье, брошенное Властими-ром, попало хазарину в спину — алый от крови наконечник вышел из груди.
— Беги, князь! — крикнул Буян. — Беги, сразись со Змеем, пока они не опомнились! Мы их отвлечем.
Выдернув у убитого саблю, Властимир выскочил за дверь. Следом за ним бросилось еще пять или шесть полоняников.
Ркай, глава колонии гэтов, не спеша вошел в пещеру. Он коснулся выключателя — и мягкий слабый свет из скрытых светильников озарил ее своды: гэты плохо переносили свет солнца этой планеты, испытывая почти физическую боль.
Пещера была довольно просторна, с шершавыми толстыми стенами, поддерживающими неровный, скошенный к дальней стене потолок. Две большие двери в противоположных концах ее, замаскированные под камень, были заметны только опытному глазу. Над ними были установлены кондиционеры, поддерживающие постоянную влажность и температуру. Пол в центре пещеры понижался конусом. Там, в гнезде из мягкого материала, покоилось их будущее.
Вокруг почти двух сотен округлых, слегка различающихся по форме, зеленоватых в искусственном освещении, блестящих яиц обвивалась их мать, положив голову на кончик своего хвоста. Почуяв чье-то присутствие, она открыла глаза и угрожающе поднялась. Но, узнав Ркая, сменила гнев на милость — опустила голову и медленно выползла из гнезда ему навстречу.
На первый взгляд они разнились очень сильно — никто посторонний не мог бы догадаться об их родстве. Высокий, чуть ниже сажени, тонкий и гибкий, как змея, на которую походил внешне, Ркай казался уродливой карикатурой на человека—длинные руки, выпученные немигающие глаза, прорезь рта, мелкие чешуйки на теле там, где его не прикрьь вала одежда, скользящие движения. Он выглядел так же, как и Хейд, ведь они оба были гэтами.
Но перед ним стояло существо, ни капли не похожее на него. Это был огромный дракон с кожистыми крыльями, сейчас сложенными на спине. Оранжевые глаза под наростами бровей внимательно и почти с материнской нежностью следили за Ркаем, когда он протянул руку и погладил ее по кончику носа.
Для Ркая — как и для Хейда, и для любого гэта — эта самка была матерью. Бесполые гэты не могли откладывать яиц. Эту работу у их вида выполняли особые высшие существа, к которым и принадлежала стоящая перед ним самка. Раз в два-три года, а порой и реже, самки откладывали до нескольких сотен яиц разного размера и формы. Из них в свой срок выводились гэты и высшие — крылатые самки и самцы. В гнезде, что охраняла самка, было много мелких яиц — будущих гэтов — и несколько более крупных.
Приласкав самку, Ркай подошел к краю гнезда. На некоторых яйцах были заметны темные пятна, другие чуть подрагивали пергаментной кожей. Одно из них дернулось, вспучиваясь, — самое большое.
— Они скоро вылупятся, — гордо сказала самка, склоняясь над яйцами. — Некоторые уже сегодня.
— Вот это, например. — Ркай показал на самое большое яйцо. — Из него может получиться новая королева.
— Я надеюсь.
— Не нравятся мне эти темные пятна. — Ркай протянул руки к пятнистому яйцу и потрогал его. Яйцо было твердым и прохладным. — Похоже, что оно мертво.
Тонкий раздвоенный язык самки коснулся скорлупы.
— Бедный маленький гэт, — печально сказала она. — Он там задохнулся… Неужели и здесь начинается та же история?
