Двое суток назад Галадар привел их смешанный отряд в свой родовой замок, стоявший на самой границе Нефритового Острова. Его родители были шокированы — за день до того пришел приказ от лорда Эльгидара считать их сына погибшим при попытке к дезертирству, — но тем не менее приняли странных друзей сына. И его мать даже собственноручно сварила несколько целебных эликсиров для раненых. Время не терпело, и было решено оставить орков на попечении эльфов. К счастью, таких оказалось всего трое — еще двое раненых отказались считать себя больными и приняли решение следовать за Хауком. Но одним из тех, кто просто не мог передвигаться самостоятельно, был Эйтх — юный орк не собирался умирать, но его разбитая спина пока никак не желала заживать.
— Уверяем вас, — взяв себя в руки, промолвил отец Галадара, — что ваши… э-э… товарищи будут в безопасности. Мы чтим законы гостеприимства. Тем более что за них поручился наш сын. Я, несмотря ни на что, верю ему.
— А я не верю вашему Наместнику или как там его именуют! — взъярился Рехт. В последнем бою ему альфарской стрелой выбило глаз, но это не мешало орку. — Что будет, если он явится сюда со своей армией и потребует выдать раненых?
Хозяева замка переглянулись. В этом случае закон гласил однозначно — или сражаться за жизнь чужаков, или выдать их на расправу соплеменникам. И вероятнее всего — последнее. Ибо способных держать оружие эльфов в замке оставалось вместе с лордом около двадцати — остальных забрала война. Особенно если лорд Эльгидар прикажет лишить отступника титула и владений.
— Ну что вы решили? — Рехт уловил их колебания. — Отдадите наших на расправу?
— Мы можем сказать, что среди них есть мой жених, — послышался дрожащий голос откуда-то сверху. — Тогда по крайней мере одного никто не посмеет тронуть!
Все одновременно вскинули головы — на галерее, в которую открывались двери и переходы с верхних этажей, стояла девушка с длинными светлыми волосами, распущенными почти до колен. Это была сестра-близнец Галадара, которая помогала матери ухаживать за ранеными. Судя по всему, она сейчас спускалась от них и случайно услышала часть разговора.
— Дочка! Сестренка? — почти хором воскликнули Галадар и его мать. — Что ты говоришь?
— Один из темноволосых, — девушка медленно сошла на несколько ступенек, — тот, самый молодой… Мы можем сказать, что я обручена с ним. Жениха никто не посмеет тронуть. Я даже могу заплести косы невесты! — торопливо добавила она и запрокинула руки, разделяя свои рассыпавшиеся по плечам волосы на две половины. — Если хотите…
Хаук, бренча оружием и кольчугой, подошел к лестнице, взял руку девушки и поцеловал.
— Парнишка достоин жизни, — сказал он. — Тврит мне бы за него голову оторвал. Спасибо!
— Но Галадарель, — всплеснула руками мать, — это такая жертва! Подумай о будущем!
Девушка только пожала плечами.
На другое утро уменьшившийся в числе отряд покинул замок и направился в сторону Янтарного Острова, где должен был находиться Верховный Паладайн. Хаук опять вел своих подчиненных — что-то в глубине души направляло его путь. Император орков мог оставаться на месте или бежать на край света, но он не мог избавиться от следа крови. А значит, рано или поздно они должны встретиться.
Леди Тинатирэль медленно откинула полупрозрачный полог и от удивления разинула рот.
Она оказалась на пороге небольшой комнаты, две трети которой занимала широкая постель под пышным цветным балдахином. Четыре курильницы, расставленные по углам, источали легкий наркотический дымок, от которого у леди Наместницы мигом закружилась голова. Между ними стояли вазы с редкими цветами, в дальнем углу — столик с кувшином вина и вазочкой с фруктами. Мягкий свет лился через окно в потолке.
На постели, вытянувшись, лежала девушка. До плеч она была покрыта тонким полотном, больше на ней ничего не было.
— Она будет спать еще почти семь месяцев, — сказала за спиной у леди Тинатирэль Видящая. — До того самого часа, когда ей придет пора разрешиться от бремени. После родов ее отправят в уединенный замок… где-нибудь на твоем Острове, Наместница. Под твою охрану и ответственность!
— Она…
— Она носит в себе семя Золотой Ветви, — торжественно объявила волшебница. — Рано или поздно оно прорастет! Оно уже прорастает, и мы должны во что бы то ни стало сохранить росток! Когда он родится, ты заберешь к себе его мать. Она никогда не должна видеть своего ребенка. А мы найдем для младенца прекрасных кормилиц и воспитателей. Он будет достоин короны своих предков!
— Он? — переспросила леди Тинатирэль, уязвленная до глубины души, — ведь еще недавно она считалась самой близкой родственницей короля. Жаль, что она была дочерью его племянницы, а не племянника! Тогда бы ничто не мешало ее сыну претендовать на корону! — А если родится девочка?
— Ты сомневаешься в наших способностях узнать пол ребенка до его рождения? — усмехнулась Видящая. — Это мальчик! И мы должны сделать все, чтобы у него не было братьев! К сожалению, мы упустили его отца… но это еще не поздно исправить. Его линия жизни сейчас истончилась. Мы будем молиться за то, чтобы она стала такой тонкой, что оборвалась бы сама собой, под собственной тяжестью. Темноволосый никогда не станет нашим королем! Кстати, ты знаешь, чем на самом деле закончилась легенда о Золотой Ветви? Об этом никогда не рассказывают детям и лишь передают из уст в уста Видящие?
Леди Тинатирэль помотала головой. Полностью и до конца эту легенду имели право знать лишь Видящие самого высокого ранга.
— Король Торандир долго искал сбежавшую с орком дочь, — голос волшебницы зазвенел от важности, — и нашел их. В горах, в укромном месте, где они коротали дни. Была долгая охота. Их поймали и в цепях доставили к королю. Он хотел знать, куда его дочь и ее любовник спрятали младенца, который успел у них родиться. Но ни принцесса, ни орк не выдали его местонахождения. И тогда король казнил их. То есть, он казнил одного Гарбажа — сердце принцессы Торандирэль остановилось само, едва она увидела смерть возлюбленного. И только после этого сердце короля дрогнуло, и он приказал похоронить их в одной гробнице, слишком поздно осознав, насколько велика была эта любовь.
Леди Тинатирэль вздохнула. Теперь она понимала, почему Видящие поступили именно так. И почувствовала что-то вроде гордости за свой народ и за то, что в ее жилах течет королевская кровь.
И снова они бежали, ломясь сквозь кусты, перепрыгивая ручьи и чуть ли не вброд одолевая реки. Стояла осень, дни становились все короче, а ночи все холоднее, но они бежали вперед. Снова, как в начале пути, их вел Хаук, вернее, то знание, что поселилось в нем. Устремив взгляд вдаль, он трусил неутомимой орочьей рысью, и остальные были вынуждены поспевать за его бешеной скоростью. Он останавливался только тогда, когда на небе загорались звезды и дорогу нельзя было увидеть во мраке, а вскакивал самым первым и еще в полутьме начинал торопить остальных. И мало кто знал, что, в отличие от своих спутников, он не спал по ночам, ворочаясь с боку на бок, а иной раз вставал и уходил подальше от догорающего костра и до рассвета тренировался, вспоминая боевые приемы, работая то мечом, то талгатом, а то сразу обоими.
