Шаман подхватился со своего места и, вскинув руки, начал читать заклинание. Потом он выхватил из висевших на поясе мешочков две горсти разноцветного порошка и высоко подбросил их в воздух. Смешавшись, порошок поплыл по воздуху, и зрители поспешили отпрянуть в стороны, освобождая достаточно места для поединка. А шаман, завывая и причитая, закружился в бешеном танце вокруг поединщиков, которые застыли, словно изваяния, пожирая глазами друг друга. Шаман заклинал духов, и некоторые орки стали ему подпевать, ритмично притопывая на месте.
Пляска шамана становилась все неистовее. Несколько раз он как бы случайно касался руками то одного, то другого поединщика, призывая на них милость духов. Самые рьяные зрители подсчитали, что к Верховному Паладайну шаман прикоснулся всего три или четыре раза, зато Хауку досталась львиная доля всех тычков и шлепков, и теперь гадали, с чем это связано.
Последним прыжком шаман проскочил между противниками, в прыжке ухитрившись выбросить вверх еще две горсти порошка так, что они осыпали обоих в равной степени. На этом силы оставили его, и он с отчаянным хриплым криком покатился по полу и остался лежать, свернувшись калачиком и мелко дрожа. Служанка, которая до этого скромно жалась в уголок, подскочила и накрыла трепещущее тело старика шкурой. На это ее действие никто не обратил внимания — ибо едва крик шамана растаял под сводами пещеры, как поединщики шагнули навстречу друг другу.
И пошли по кругу, слегка ссутулившись, согнув ноги в коленях и внимательно следя друг за другом.
Они описали почти полный круг, когда Паладайн сделал обманный выпад. Хаук отступил на шаг, но его талгат даже не шевельнулся. Точно так же он лишь прогнулся вбок, пропуская меч противника мимо при втором выпаде, и ответил лишь на третий — коротким резким рывком пригнув к полу нацеленный ему в живот меч.
Верховный Паладайн тихо зарычал, обнажая клыки. Хаук в ответ тоже оскалился, но промолчал.
— Правильно делает, — прошептал кто-то за плечом у Эрдана аш-Гарбажа. — Не лезет на рожон против самого Паладайна!
Генерал только пожал плечами — оборонительная тактика хороша до определенного момента, потом она начинает работать против бойца.
Тем временем противники еще раз попытались сблизиться. Вернее, Верховный Паладайн пытался продемонстрировать свое умение, а Хаук ловко уклонялся от стычки, лишь изредка отмахиваясь талгатом. Создавалось впечатление, что он просто не знает, как себя вести.
Такой бой не нравился зрителям. То тут, то там стали раздаваться выкрики:
— Дерись! Хватит бегать!.. Да виновен он, виновен! Духи лишили его отваги! Хвала Верховному Паладайну!
Генерал вертел головой и скалился, не в силах заткнуть всем глотки. Эти выкрики наверняка достигали ушей его сына и отнюдь не способствовали усилению его уверенности в себе. Наоборот, чем громче кричали в толпе зрителей, тем активнее напирал император.
Отступая, Хаук чуть не встал на полог, на котором располагался трон императора и где до сих пор сидели кое-кто из приближенных. Они хором вскрикнули, а лорд Гандивэр вскочил на ноги и выхватил свой меч, словно собирался напасть со спины.
Ему бы никто, даже сам Верховный Паладайн, не дал это сделать, ибо такая помощь равносильна бесчестию для любой из сторон. Но этот жест и шелест покидающего ножны меча словно привел в действие некий скрытый механизм.
Хаук перестал отступать. В следующий миг талгат змеей скользнул вперед и встретил меч, ловко обвившись вокруг его лезвия на добрую треть.
Затем последовал рывок — и лишь звериная сила и опыт позволили Паладайну удержать оружие в руке. Но ему показалось, что сустав затрещал, готовый порваться. Он отступил на полшага, позволив противнику занять выгодную позицию.
Теперь Хаук уже не стал уклоняться от схватки, и два клинка, встретившись, завели многоголосую песню. Зрители внимали ей от всей души. Каждый выпад, каждый удар или увод встречался ими громким ревом. Генерала хлопали по плечам или толкали в бок уже с двух сторон, словно он мог повлиять на победу одной из сторон. Голоса разделились примерно поровну — высокое воинское искусство всегда привлекает сторонников вне зависимости от того, кто его демонстрирует. А здесь явно встретились равные бойцы. Если бы сейчас Хаук потерял талгат, половина зрителей бы закричала, что ему следует даровать жизнь — и все ради зрелища, которое он им подарил.
Противники постепенно разошлись. Меч и талгат сверкали, как две молнии, и рев зрителей достиг апогея, когда более длинный меч, обойдя талгат, скользнул вперед и оставил на бедре противника косую царапину. Тут уж все закричали и затопали ногами кто во что горазд. От воплей, казалось, затряслись своды пещеры — по примете, первую кровь проливает тот, чьей победы духи не хотят. Иной раз этого было достаточно для того, чтобы остановить судебный поединок, но сейчас бился сам Верховный Паладайн, и все решили, что он сам знает, когда прекратить битву. От генерала сразу отодвинулось несколько его доброхотов. Эрдан аш-Гарбаж гневно стиснул кулаки. Ничего, Хаук им еще покажет!..
И он едва не выскочил в круг, с трудом сдержав свои чувства, когда сын, ловко увернувшись от прямого удара, скользнул вбок, «сливая» по клинку меч противника, крутнулся на пятках и, доведя косой удар, распорол на Паладайне рубашку и куртку, процарапав тому бок.
Шансы противников сравнялись, но это лишь накалило страсти. Среди зрителей тоже начали вспыхивать ссоры. Где-то схватились за оружие, чтобы делом доказать правоту «своего» поединщика. А те кружили в центре пещеры, скаля друг на друга клыки и то отступая, то снова принимаясь обмениваться ударами.
В один прекрасный момент Хаук открылся для прямого выпада, и Паладайн не замедлил этим воспользоваться. Но талгат противника опять обернулся вокруг его меча, уводя клинок в сторону. Не позволяя противнику освободить оружие, Хаук совершил подшаг, помогая себе второй рукой, и Паладайн по инерции сделал лишний шаг, оставив таким образом противника за спиной. И понял это, получив легкий, но ощутимый пинок под зад.
Зрители словно взбесились. Шаман перестал изображать тяжелобольного и высунулся из-под шкуры. Даже сторонники Хаука считали, что он поступил более чем опрометчиво. Его преимущество было слишком явным, но победы и унижения Верховный Паладайн не переживет. Для капитана аш-Гарбажа был единственный способ спастись — понадеяться на почетную сдачу или умереть от руки противника. Все, что ему для этого требовалось, — это выронить клинок или самому напороться на выставленный меч императора. Он же вместо этого продолжал сопротивление. И результатом этого явился порез, который получил Верховный Паладайн в левое плечо.
Все сразу притихли, а генерал аш-Гарбаж закрыл глаза. Его сын был обречен, как бы ни кончился бой. Его казнят уже за одно то, что осмелился дважды ранить самого императора.
Это поняли все. Шаман встал на трясущиеся ноги и нетвердой походкой направился к противникам, которые все еще продолжали кружить по пещере, обмениваясь ударами. Старик рисковал, но понимал, что должен остановить бой, пока не пролилась настоящая кровь.