— Да, господин. То есть милорд… то есть сэр, — пролепетала девушка и внезапно покраснела. Да так сильно, что это не осталось незамеченным.
— Ты чего? — Лейр подошел и за подбородок поднял пылающее личико. Девушка засмущалась так, что из глаз ее брызнули слезы. Она была миловидна, на вид ей было не больше четырнадцати.
— Господин… милорд… то есть… сэр! — воскликнула она со слезами на глазах. — Не надо так! Прошу вас!
— Не надо — как?
— Оденьтесь, — прошептала девушка так тихо, что юноше пришлось попросить ее повторить вопрос.
— Ах это! Мм…
Сообразив, что к чему, не страдавший ложной стыдливостью Лейр кинулся натягивать штаны. Девушка опустилась на колени, опустила голову.
— Господин волен меня наказать, — промолвила она дрожащим голосом.
— За что? — Лейр уже натягивал верхнюю тунику.
— Я должна была помочь вам одеться и исполнить любое ваше желание. Я этого не сделала. Простите меня, господин!
— Мое желание — позавтракать. А что ты там говорила насчет наказания? По-моему, ты не сделала ничего плохого!
Герцоги Холмогорские довольно мягко относились к слугам. Нет, леди Клоди всегда требовала точного исполнения приказаний и скрупулезного следования инструкциям, но при этом никогда не придиралась по мелочам и не требовала рабского поклонения. Отец Лейра благодаря бесшабашности характера и философскому отношению к жизни довольно вольно обращался со слугами. Самое интересное, что при этом никто из них не сел ему на шею. При таких родителях Лейр просто не мог вырасти снобом. И вообще, потомки Хьюга Косоглазого обладали какой-то врожденной особенностью располагать к себе людей — одни в большей степени, другие — в меньшей.
— Господин, я рабыня и обязана исполнять любые ваши желания! — промолвила дрожащая девушка.
— Даже те, которые идут вразрез с твоими?
Она опять покраснела, хотя сильнее, кажется, это сделать было уже нельзя. Это сделало ее настолько привлекательной, что Лейр вдруг поддернул пояс и подошел ближе, поднимая девушку с пола.
— А если я захочу тебя поцеловать? — спросил он.
По молодости лет его очень интересовали молоденькие девушки. Устоять перед их прелестями юноша не мог, почему и прослыл среди слуг и крепостных бабником. А сейчас перед ним стояла такая красавица, по сравнению с которой все незамужние кузины казались расфуфыренными дурнушками. Ее бы переодеть — и не стыдно представить королю!
— Если я захочу тебя поцеловать? — повторил он, держа девушку за плечи. — Ты такая красивая…
Большие фиалковые глаза вдруг наполнились слезами.
— Не надо, господин, — пролепетала девушка. — Вы тоже очень красивый, но… но если вы и я…
Она больше не могла говорить — ее душили слезы. Лейр выпустил ее плечи и отступил. Он впервые в жизни почувствовал себя дураком. Это напомнило ему вчерашний случай за обедом и кое-кого еще.
— Извини, — промолвил он. — Как хочешь. Ты знаешь Трипса?
Девушка вздрогнула как от удара и несколько раз кивнула головой.
— Он жив?
Она опять кивнула.
— Тогда в следующий раз пусть придет он. Поняла? А теперь завтракать! У меня ужасно много дел!
Полчаса спустя он шагал в сопровождении двух свиллов — той девушки, которую звали Трель, и еще одного паренька (выбрал самого крепкого и мускулистого), направляясь к кабинету сэра Годфруа. «Отца, — в который раз напомнил себе Лейр. — Здесь все считают его моим отцом. Интересно, он хоть чуть-чуть походил на моего настоящего отца?»
Своего настоящего отца, утонувшего в бочке с вином четыре года тому назад, Лейр знал мало. В возрасте семи лет его отправили служить пажом, а потом оруженосцем к одному из влиятельных лордов Холмогорья, приходившемуся герцогам Косоглазым не только вассалом, но и дальней родней по материнской линии. До пятнадцати лет Лейр прожил там, приезжая в замок родителей всего раз или два в год на короткие побывки, — как правило, на праздник Новогодия и день своего рождения. В те дни в замке дым стоял коромыслом, чередой шли бесконечные пиры и празднества, в которых отец принимал деятельное участие. В праздничной суете у отца и сына почти не оставалось времени для общения. Только в возрасте пятнадцати лет Лейр вернулся домой, но это не значило, что теперь он смог наверстать упущенное. Отец таскал его с собой на турниры и на охоту, но иногда уезжал без своего отпрыска, оставляя Лейра под крылышком матери. У юноши создалось впечатление, что он знал только одну сторону личности отца, а четыре года назад лишился всякой возможности узнать его поближе. Поэтому его заинтересовал чужой отец. Наверное, он еще меньше уделял внимания своему сыну. А может, наоборот.
Двери, ведущие в кабинет лорда Годфруа, он увидел издалека. Они были распахнуты настежь, слышались голоса и шарканье ног. В кабинете кто-то был.
Последние шаги Лейр одолел бегом и, ворвавшись, замер на пороге, обозревая открывшуюся картину.
В просторной комнате, служившей рабочим кабинетом, царил разгром. Беспорядок. Хаос. Неразбериха. Все вещи валялись где попало — книги, свитки пергамента, сосуды различной формы и назначения, мешочки и ларцы, черепа и кости, связки перьев, чучела птиц и мелких зверьков, оружие и все прочее было раскидано без малейшего почтения. А ведь большинство из них были магическими артефактами! Под ногами хрустели мусор, скорлупа орехов, зачерствевшие сухари и рыбья чешуя. Посреди стола на горке пергаментов возлежал кусок заплесневелой колбасы с воткнутым в него ножом. Судя по рукояти и рунам на видимой части клинка, это был ритуальный нож для сбора крови при обрядах черной магии.
Посреди всего этого кошмара осторожно бродили любимые родственники почти в полном составе — не было только леди Истры-Сидонии с супругом и еще одного дядюшки. Родственники внимательно осматривались, иногда протягивали руки к некоторым вещам, но не решались взять почти ничего — мало ли как отреагируют артефакты на подобное обращение. Однако лорд Дагоберт уже примерился к вещам, сваленным на столе у окна, а лорд Бальдвин остановился у стены, увешанной оружием от пола до потолка. Кинжалы, мечи, топоры, стилеты всех размеров и форм теснились как попало. Иногда на одном крюке болталось два-три предмета. Какому-нибудь человеческому графу этого хватило бы для вооружения небольшой армии. Мечей эдак в двести плюс лучники.
Леди Ортана брезгливо принюхивалась к содержимому целой батареи кувшинов, бутылей и других сосудов. Не то чтобы ей так хотелось пить — просто из любопытства, что там могло находиться. Некоторые сосуды были прозрачны, и сквозь стенки было видно, что их содержимое покрывает толстый слой плесени. Плесень была веселеньких расцветок — розовая, желтая, бледно-зеленая с изумрудными вкраплениями. Стенки одного из сосудов вообще покрывал мох, а в нем уже копошилось что-то доселе биологам не известное.
Остальные лорды тоже были заняты. Лорд Ортон с сыном тщетно пытались сдвинуть с места диван, чтобы добраться до шкафа, битком набитого какими-то мешочками. Диван прилип к полу и ни за что не хотел сдвигаться. Лорд Бальтазар, подняв ногу, придирчиво осматривал подошву сапога, пытаясь на глаз определить, чем при жизни было то, на что он наступил — отходами чьей-то жизнедеятельности или просто сдохшей кошкой.
