— Вот что, Льор, — осенило его. — Сейчас нам принесут поесть, и ты попросишь, чтобы тебе напоследок разрешили станцевать…
— Чего? — округлил тот глаза.
— Ты должен станцевать перед этой… их правительницей и очаровать ее. Она должна захотеть подарить тебе жизнь…
— Чего?
— Не тупи! Нас сейчас убьют, а я хочу, чтобы ты жил! Пусть рабом, но…
— Не хочу! — неожиданно пылко воскликнул Льор и бросился Брехту на шею. — Я не хочу жить рабом! Лучше умереть свободным! Ты не знаешь, каково это, когда с тобой обращаются, как с вещью. Если ты умрешь, я умру вместе с тобой, потому что я люблю тебя!..
— Льор?
От попытки как следует отшлепать ушастого приставалу Брехта отвлекло появление трех слуг, которые на подносах принесли лепешки, полоски вяленого мяса, две большие пиалы с кислым молоком и нарезанный крупными кусками солоноватый бледно-желтый сыр. Увидев угощение, Брехт забыл про Льора и накинулся на еду, торопясь так, словно именно от этого зависела его жизнь. Юноша отцепился от него сам, но все еще переживал и трясся так, что еле-еле смог сделать несколько глотков молока и проглотить кусок лепешки.
Сытость настроила Брехта на благодушный лад, и, отставив пустой поднос, он поднялся на ноги и потер руки:
— Вот это другое дело! Ну что? Пошли?
Жази вздрогнула: она ни разу не слышала, чтобы жертва столь живо интересовалась, когда ее будут убивать. А этот готов бежать впереди палачей, хотя непохоже, чтобы он так уж стремился покончить с собой. Сколько в нем силы и энергии! Сколько жизни и огня! И совершенно не стесняется своей наготы! Другие мужчины, самые знатные, давно бы уже искали, чем прикрыться, — и желтоволосый мальчик плачет от смущения и прячется за его спину! — а он стоит как ни в чем не бывало. Жази невольно задергала взгляд на его чреслах и провела языком по губам. А пленник вдруг проследил направление ее взора и ухмыльнулся так паскудно, что правительница покраснела. Нет, надо немедленно что-то решать! Женщина поманила пальцем Говорящего-с-Духами.
— Что вы собираетесь с ними делать? — шепотом поинтересовалась она. — В том смысле, что просто убить на алтаре недостаточно. Спящими это может быть истолковано как очередное жертвоприношение, и их смерть ничего не изменит! Ты сможешь сделать что-то… особенное?
Говорящий-с-Духами не был бы шаманом, если бы не умел читать малейшие знаки судьбы и разбираться в живых душах.
— Солнцеликая, он преступник! Он осквернил Глаз Неба, заглянув в него! И не забывай о Спящих! Если они проснутся…
«Не забывать о Спящих!» Да она и без того о них не забывает! И если на одной чаше весов лежит судьба ее народа, а на другой жизнь одного-единственного мужчину, как она должна поступить, чтобы исполнить свой долг?
— Чужаки! — громко сказала правительница, и две пары глаз уставились на нее. — Вы осуждены и по нашим законам подлежите смерти.
Она еще не договорила, а Брехт уже шагнул вперед.
— Оставь мальчика, — промолвил он, невольно расправляя плечи и загораживая собой Льора. — Он ни в чем не виноват!.. Что бы ни произошло, он ни при чем. Накажи одного меня!.. Или хотя бы позволь быть первым!
Жази закусила губу. Три года тому назад она отразила нападение соседней орды, сын правителя которой вознамерился взять ее в жены и соединить две орды в одну. Жази не захотела, чтобы с нею обращались, как с вещью. Она победила соседей, захватив в плен десяток представителей знатного рода, в том числе и неудавшегося жениха. Отец отказался платить выкуп за сына — дескать, тот, кто проиграл бой женщине, осквернил свой род и должен поплатиться! — и все пленники были казнены. Их сварили заживо в кипящем масле. Жази помнила, как кричали и плакали мужчины, пытаясь спрятаться друг за друга. Они были готовы перегрызть друг другу глотки, чтобы умереть хотя бы на несколько минут позже. А этот готов подарить лишние минуты жизни мальчишке! Смельчак! Воин! Настоящий мужчина!
— Будь по-твоему! — вздохнув, кивнула она.
На прощание потрепав по голове совсем поникшего мальчишку, пленник спокойно заложил руки за спину. Спокойствие Брехта было напускным. Умирать совсем не входило в его планы, тем более когда это происходит второй раз за год, а он так и не исполнил свой долг. Сорка не нашлась, ее мать — тем более, а тут еще и Льор, которого надо пристроить в безопасное и уютное для эльфа место. Нет, ему совсем нельзя умирать! Но что делать? Он безоружен, а кругом полно воинов. Конечно, он бы успел выхватить у кого-нибудь копье и даже отправить на тот свет несколько врагов… А собственно, почему нет? По крайней мере, он умрет с орудием в руках, а не как баран на жертвеннике!
Он еще додумывал эту мысль, а обезоруженный им чернокожий воин с удивлением таращился на острие копья, нацеленного ему в грудь. Короткий быстрый тычок, широкое лезвие с хрустом входит в живую плоть, и чернокожий кричит, прижимая руки к глубокой ране в груди…
Провернув наконечник, чтобы выдернуть копье и заодно расширить рану, Брехт отскочил в сторону, перехватив оружие поудобнее. Он жалел только об одном — что за спиной нет ничего, кроме кустарника. Хотя…
Тело опять среагировало быстрее разума. Ветки хлестнули по обнаженному телу, когда он рыбкой нырнул в заросли и, выскочив с другой стороны, в несколько прыжков добрался до какого-то камня.
Издалека донеслись крики.
— Льор! — гаркнул Брехт. — Держись!
Упустившие орка стражники сразу с трех сторон зажали его среди камней у подножия одного из холмов, окружавших озеро. Двое метнули копья — в ноги и в голову. Брехт перехватил то, что пошло ниже, одновременно пригибаясь, и бросил его обратно, хозяину в живот. Но если остальные решат метать копья одновременно…
Чернокожие остановились, замыкая его в кольцо. Судя по тому, что они не спешили навязывать ему поединок, его так и собирались убить — напав толпой и задавив числом. Брехт покрепче уперся ногами в землю. Да, это тебе не светловолосые, которые всегда нападают по очереди, считая, что наваливаться кучей могут только рабы…
Давняя ненависть удушливой волной поднялась в душе. Врут философы — одной песчинке не под силу сдвинуть гору! Это светловолосые сделали рабами его предков, уничтожив целую страну! Это светловолосые разделили народ на две половины, заставив уже второй раз в жизни сражаться и убивать своих сородичей! Это светловолосые лишили его народ родины!
— Орогоро! — закричал он во всю силу легких.
Копья сорвались в полет…
— Где ты?
…и звякнули о камень.
Мир был поделен на две половины. За спиной — серая каменистая равнина, неуютная и бесплодная. Впереди — серая масса воды, слабо колышущаяся и, волна за волной, с шипением наползающая на берег. Неба не было — все то же серое марево без солнца и облаков, чем-то напоминающее дым сплошных пожаров. Да, так и есть — пахнет дымом.
«Нравится?»
